Actions

Work Header

После долгой зимы

Summary:

После того, как Наташа прилетает в сибирский бункер забрать Тони и видит разбитый щитом реактор, просто сбежать у неё уже не получается.

Notes:

Иллюстрация: Mr & Mrs... Stark?

Work Text:

Если бы не точные координаты, она бы наверняка пропустила место. С высоты видно лишь несколько тёмных пятен под снежным заносом. Спустившись ниже, она замечает следы двух джетов и думает, что, возможно, зря потратила время, но всё равно идёт по скрипучему снегу ко входу.

Внутри сумрачно и гулко. Вижен упоминал суперсолдат, поэтому Наташа с опаской заглядывает в проём. Ближайшая прозрачная капсула прострелена, и тело внутри определённо мёртвое. А вокруг обломки, бетонная крошка, следы пуль и подпалины. Признаки борьбы.

Осторожно ступая, Наташа продвигается вперёд, а потом застывает на месте, и сковавший её холод не имеет ничего общего со стылым воздухом сибирского бункера: у противоположной стены лежит, не шевелясь, Тони. Шлем валяется в стороне, глаза закрыты, губы посинели, а посреди груди — прямо через реактор — пробоина. И капитанский щит рядом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что произошло — у Наташи к горлу подкатывает ком. Опоздала?

Только подойдя ближе, она замечает, как трепещут ресницы Тони. Жив! Слава богу, он…

— Романофф? Ты что тут забыла? Добить пришла? — произносит открывший глаза Тони, и его сиплый голос окатывает её, будто кипятком.

— Прилетела забрать тебя, — отвечает она, заставляя голос звучать ровно. — Раз уж твоя консервная банка теперь бесполезна.

— Я тебя не звал.

— Меня попросил Вижен. Неужели ты и с ним разругался, раз он не захотел отправиться за тобой сам?

— Что ж ты тогда за мной прилетела? Могла бы оказать всему миру большую услугу и просто оставить меня здесь, — ядовито цедит Тони и после небольшой паузы буркает: — Всё ещё можешь.

Наташа набирает воздуху для ответа, но её взгляд падает на нагрудную пластину брони, на разбитый щитом реактор, и слова застревают в горле.

— Я пришла не спорить, Тони. Просто поднимайся, и летим отсюда.

— В таком случае тебе придётся мне помочь. Без электроники эта штука становится страшно неповоротливой.

— Почувствуй себя настоящим благородным рыцарем Средневековья, — против воли улыбается Наташа, и Тони усмехается в ответ, протягивая ей руку.

— Ты же знаешь, что этих «благородных рыцарей» придумали романтики?

— Значит, ты сказочный герой.

— Сказочный — это точно.

Кряхтя, Тони цепляется за её руку, другой отталкиваясь сначала от пола, затем от стены, и встаёт на ноги. Едва Наташа успевает отвернуться, как он её окликает:

— Не прихватишь щит? Боюсь, если я за ним наклонюсь, выбираться отсюда буду ползком.

— Зачем?

— Что зачем? Выбираться? А, ты про щит. Так нехорошо ценными вещами разбрасываться. Вибраниум всё-таки, редкий металл.

— Хочешь вернуть Стиву? — выходит резче, чем хотелось, и Наташа добавляет: — Или не хочешь, чтобы Стив вернулся и подобрал?

— Просто забери чёртов щит, Романофф, и уходим отсюда. Я жутко замёрз, знаешь ли, — устало отвечает Тони и ковыляет к выходу.

Наташа, помедлив, подбирает щит и шлем. Шлем обжигает руку холодом, зато щит как будто и не пролежал здесь столько же времени — едва прохладный на ощупь. Тоже, наверное, свойство вибраниума.

В джете Наташа сбрасывает ношу прямо на пол, хлопает рукой по пульту, закрывая панель, и, ни слова не говоря, направляется к пилотскому креслу. Поднимает машину в воздух, задаёт координаты, передаёт управление автопилоту и оборачивается. Тони с откуда-то взявшейся отвёрткой пытается отколупать от себя броню, но очевидно не преуспевает.

— Помочь?

Бросив на неё мрачный взгляд, Тони кивает, протягивая отвёртку ручкой вперёд, и указывает бронированным пальцем себе на плечо:

— Здесь должен быть зазор, если в нём поддеть крючок и нада…

Раздаётся щелчок, затем ещё несколько, и броня распадается на две половины.

— Ах, ну да, и кого я учу замки взламывать, — качает головой Тони, выбираясь из костюма.

— Пожалуйста, Старк. Ты, как всегда, сама любезность.

Наташа бросает в него отвёртку. Тони, ойкнув, хватается за плечо, и только теперь, при свете ламп, она замечает на его лице ушибы и ссадины во всей красе.

— Что такое? — ловит её взгляд Тони. — Любуешься? Или прикидываешь штрихи к портрету?

— Да куда уже. И так в гроб краше кладут.

— А, так ты примеряешься? Не трудись, Пятница назовёт тебе точные параметры, только попроси.

— У тебя, смотрю, всё схвачено. Или гроб уже до меня заказали? Кто успел, Пеппер? — Наташа качает головой и открывает панель, в которой спрятана аптечка.

— Не удивлюсь, — кисло улыбается Тони и смотрит на ящичек в её руках. — А это ещё зачем?

— Садись. Нужно обработать ссадины.

— Да ерунда. Не стоит беспокойства.

— Не стоит, — соглашается Наташа, указывая кивком на ближайшее сиденье, — но лететь нам ещё долго, нужно же время убить.

Тони подчиняется и подставляет лицо. Наташа вооружается антисептиком, ватными дисками и принимается за дело. Тони шипит и забавно морщится, но терпит без жалоб, даже когда она, пользуясь положением, с мстительным усердием надавливает на особенно глубокие и болезненные ранки. Он явно привычный, и Наташа задумывается, кто обрабатывает его ссадины и порезы в обычное время. Личные помощники? Симпатичные медсёстры в коротких халатиках? Пеппер? Она бы очень удивилась, скажи ей кто, что этим занимается сам Тони, для него ведь это всё «ерунда» и «не стоит беспокойства».

Закончив, Наташа закрывает пластырями пару особенно неприятных ссадин, убирает аптечку и возвращается в кресло пилота. Тони спустя минуту занимает соседнее. Какое-то время они молчат, пока Наташа не собирается с духом и не задаёт вопрос:

— Что произошло? Между тобой и Стивом?

Тони заметно напрягается и отводит глаза. Устремляет неподвижный взгляд вперёд, в ветровое стекло.

— Ты знала, что дружок Роджерса убил моих родителей? Голыми руками прикончил. — Повисает тишина, и не дождавшись ответа, Тони выдыхает: — Ты знала.

Наташа не понимает, что слышит в его голосе. Это не может быть разочарование: нельзя разочароваться в той, кого и так считаешь предательницей. Ведь нельзя? Или она ухитрилась разочаровать Тони ещё сильнее, чем прежде? Неужели было куда? И если было… она не хочет об этом думать. Потому что дорожить человеком, который о тебе невысокого мнения, не доверяет тебе и в каждом твоём действии ищет — и находит — подвох, даже если подвоха нет, мучительно.

— Стив рассказал тебе?

Тони бросает на неё изумлённый взгляд. И начинает смеяться. Хохотать. Бесцветный, страшный смех.

— Рассказал? О нет. Меня просветил наш любезный друг Гельмут Земо. Показал запись с камеры. Я имел удовольствие лицезреть весь процесс воочию. Даже услышал последние слова моей матери. «Я не знал, что это был он», — издевательски передразнивая, очевидно, Стива, произносит Тони и выплёвывает: — Вот и весь его сказ.

Наташа на мгновение прикрывает глаза.

— И ты напал на него.

— Нет. Я попытался убить убийцу моих родителей.

— Куда делся Земо?

— Не знаю. Сбежал, наверное, пока я там изображал берсерка.

Такой горький голос. От его сожалений Наташе самой делается горько. Что если бы она тоже была в том бункере? Бросилась бы она защищать Барнса — Зимнего солдата? Или помогла бы Тони? Осталась бы в стороне?

Они оба знали правду о смерти Старков — она и Стив. И ни один из них не рассказал. По их вине Тони пришлось пережить такой шок. Как будто несчастья с Роуди ему мало.

А Тони винит себя.

— Ты не виноват, — тихо произносит она.

— Я устроил безобразную потасовку вместо того, чтобы схватить международного террориста и сдать его властям.

— Ты пережил смерть родителей. Снова. Ты не виноват.

Тони фыркает, откидывается на спинку сиденья, прикрыв лицо рукой, и долго сидит так.

Наташа не лезет. Вместо этого она тянется к приборной панели и корректирует маршрут.

— Куда мы летим? — спрашивает Тони, заметив её возню.

— В Берлин.

— В Берлин?! Ты не слышала, что я тебе говорил про Росса? Тебя же арестуют, как только мы приземлимся.

— Тебе разве не нужно забрать того мальчишку?

— Нужно. Но я способен сделать это без твоей помощи. Просто высади меня где-нибудь поближе к цивилизации и улетай.

Так Наташа и собиралась поступить. Потому Вижен и попросил её. Чтобы помочь им обоим: Тони — выбраться из бункера, ей — взять джет и сбежать.

Теперь Наташа смотрит на разукрашенное лицо Тони. Вспоминает разбитый реактор, брошенный щит. Думает о том, что Стив обесточил его броню, а затем оставил одного в пустом бункере посреди сибирского нигде зимой, и что-то в ней надламывается. Никто из них не хотел зла. И тем не менее каждый из них его совершил. Пришло время встретиться лицом к лицу с последствиями.

— Нет.

— Нат, ты не слушаешь…

— Я прекрасно тебя услышала. Но я не хочу бегать и прятаться, Тони. Если Росс меня арестует — так тому и быть. В Рафте у меня будет неплохая компания.

Тони смотрит на неё долгим пытливым взглядом и отворачивается. До конца полёта ни один из них не произносит ни слова.

 

* * *
Тони завершает вызов и утомлённо откидывается на спинку кресла. В том, что жизнь Роуди вне опасности, врач заверил его с полной убеждённостью. Впрочем, как и в том, что на ноги он больше не встанет (а это они ещё посмотрят). Паучок благополучно доставлен домой. Вопросы по переезду из Башни большей частью улажены. Самым муторным оказалось утрясание дел с адвокатами. Впрочем, в одном ему повезло: Росс, который Эверетт, внезапно будто бы потерял интерес к Мстителям и не стал настаивать на строгих мерах. Так что завтра Наташу перевезут на Базу. За неимением других вариантов Тони сам с собой заключает пари, сколько она выдержит под домашним арестом (даже если — удивительное дело — сама под ним подписалась), и самый большой срок по его прикидкам — месяц.

Он прикрывает глаза и будто наяву снова слышит её «ты не виноват». Нашлась утешительница. В чём, по её мнению, он не виноват? В том, что Земо сбежал? Что команда развалилась, и большая часть защитников Земли теперь вне закона? Что вместо того, чтобы набить морду Роджерсу, как тот заслуживал, он сорвался и попытался убить его лучшего друга? Что она понимает вообще.

И в то же время слова Наташи всё не идут у него из головы, и от них ему необъяснимым образом легче. Милосердно сладкий яд — как и всё, что срывается с её лживых губ. Он давно не верит её словам, но вопреки здравому смыслу не может заставить себя их не слушать. Даже зная, чем всё кончится.

 

* * *
Размеры её новой клетки удивительно велики: вся территория базы Мстителей, есть где разгуляться. Многие это и заключением бы не посчитали, но для Наташи, привыкшей к постоянной перемене мест, даже такой простор выглядит не более чем аквариумом.

Домашний арест — сколько иронии в этих словах. Место, в котором так мало осталось от того, что делало его домом. Место, в котором она прожила почти два года, но которое теперь едва узнаёт. Только жилой отсек почти не изменился: тот же чуть продавленный с левого края диван в общей комнате, те же разношёрстные кружки в буфете, та же царапина на обеденном столе. И вместе с тем — новая подушка в кресле, незнакомый плед и блестящий френч-пресс с не успевшим потемнеть поршнем.

Отслеживающий браслет на ноге раздражает. Ей ничего не стоит снять его и скрыться прежде, чем её сподобятся схватить, но Наташа сама подписалась под своим приговором. Добровольно и сознательно приняла условия, а потому придётся терпеть. В конце концов, с ней случались вещи и похуже, чем маленькое бытовое неудобство.

В первые дни Наташа безвылазно торчит в спортзале или жуёт наспех сделанные сэндвичи с арахисовым маслом в своей комнате, бездумно перещёлкивая каналы на огромной плазме в полстены. В жилом отсеке пустынно, с Тони они не пересекаются, и только Вижен привычно пугает её своими хождениями сквозь стены. В эти дни он больше, чем когда-либо, напоминает печальное привидение. Впрочем, сама она выглядит едва ли лучше, просто не утруждается разглядыванием себя в зеркале.

Потом в общей комнате появляется какое-то новое оборудование, а вечером на кухне обнаруживается Тони. Наташа замирает на пороге при виде него, но берёт себя в руки и направляется к буфету. Произносит как можно нейтральнее:

— Привет.

— Привет, — рассеянно отзывается Тони, прослеживая взглядом её путь от двери.

Немного расслабившись, Наташа достаёт свою любимую кружку — пузатую, с кошачьими лапками и ручкой-хвостом, — сливает в неё остаток свежезаваренного кофе из ополовиненного френч-пресса и доливает кипятком до краёв. Тони наблюдает за ней, делая мелкие глотки из своей кружки с принтом «Genius & billionaire», и как будто хочет, но не решается что-то сказать. Наташа отпивает кофе, морщится, бросает в кружку пару кубиков рафинада, взбалтывает лежащей здесь же чайной ложкой и поворачивается к Тони, вопросительно выгибая бровь. Тот улавливает намёк и едва слышно вздыхает.

— Как ты? Всё нормально? У тебя есть всё, что тебе нужно?

— Да, всё. Кроме свободы, — язвительно отвечает Наташа и тут же прикусывает язык.

Не Тони её арестовывал. Не Тони заключил под домашний арест. Она сама на это пошла, и нечего теперь с больной головы на здоровую перекладывать.

Прежде чем Тони успевает ответить, Наташа торопливо добавляет:

— Извини. Вырвалось. Просто не привыкла сидеть на одном месте.

Тони понимающе кивает.

— Если что-то понадобится, дай знать. Или закажи через Пятницу, она организует доставку.

— Ладно.

— Завтра приедет Роуди. Ему назначили физиотерапию, так что я заказал кое-какое оборудование, ты могла его видеть.

Так вот что это.

— Да, я видела.

— Ну, вот и все новости. Я пойду к себе.

Наташа кивает и возвращается к своему кофе. Что ж, не так уж и плохо прошло. Она открывает холодильник, чтобы достать баночку опостылевшего уже арахисового масла, и обнаруживает на верхней полке контейнер со свежей клубникой. Недолго думая Наташа прихватывает контейнер, кофе и уходит с добычей в спальню — досматривать третий сезон «Доктора Хауса».

 

* * *
От годичного срока домашнего ареста проходит едва неделя, а Наташе уже хочется лезть на стены. Вымотанная после очередной усиленной тренировки, она сидит в кресле, невидящими глазами глядя в чёрный экран телевизора и бездумно вертя в руке пульт.

Раздаётся тихий стук, и дверь в комнату приоткрывается.

— Мисс Романофф?

— Входи, Вижен. Ты — и стучишься в дверь. Редкий случай.

Тот изображает на нечеловеческом лице улыбку и ставит на столик рядом с ней кружку с ароматным чёрным кофе.

— Подумал, что вам не помешает.

— Спасибо, ты очень любезен.

Возможно, Вижен где-то подсмотрел такой способ начать разговор, потому что, отдав ей кофе, он не уходит, а выжидательно смотрит на неё. Сжалившись, Наташа жестом приглашает его сесть рядом, а сама берёт предложенный кофе.

— Ты что-то хотел спросить?

— Мисс Романофф, могу я задать вопрос касательно произошедшего в Берлине?

Наташе вовсе не хочется говорить про Берлин, но это всё-таки Вижен, и она кивает, глядя на своё отражение в кружке.

— Как вы считаете, то, что сделали капитан Роджерс и остальные, было хорошо или плохо?

О, кто бы ей на этот вопрос ответил.

— Будь мир устроен проще, может, и я смогла бы решить. Но боюсь, однозначного ответа просто не существует. Слишком много… нюансов. И по каким критериям мы должны судить? По намерениям? Но они у всех были благие. По законам? Так сами законы придуманы людьми и не всегда справедливы, не могут предусмотреть всех… обстоятельств. По последствиям? А для кого? Генерал Росс, например, просто в восторге: посадил под замок опаснейших, по его мнению, людей планеты, которые отказываются ему подчиняться.

— А для вас?

Будь на месте Вижена Тони, это прозвучало бы язвительно и с вызовом. Голос Роуди был бы полон сочувствия. Клинт задал бы вопрос с участием. Вижену же просто интересно. Поэтому с ним ей намного проще разговаривать.

— В тот момент мне казалось, что они поступают так хорошо, как могут.

— Больше вы так не считаете?

У неё перед глазами до сих пор иногда всплывает неподвижное тело Тони с синими губами и пробитой грудью. Она верила Стиву. Верит до сих пор: он защищал друга и точно не хотел причинить вреда Тони. Но то, что случилось в бункере, было неправильно.

С тех пор, как они со Стивом побывали в лагере Лихай и он предложил ей свою дружбу, она цеплялась за него, как за опору, за компас, который подскажет верный путь. Никто никогда в её жизни так не верил в то, что существует правильный путь, как Стив, и она поверила в его веру — поверила в него.

А оказалось, что абсолютная уверенность в собственной правоте ничем не лучше постоянных сомнений. Право, Старк с Роджерсом друг друга стоили.

Так что в правоту Стива она больше не верит. Даже если он по-прежнему её друг.

— Я не знаю, Вижен. Но каждый из нас сделал тот выбор, который счёл нужным, и теперь мы живём с этим.

— Почему вы не сбежите? Уверен, с вашими навыками вы легко справитесь.

— Решила устроить себе каникулы, — улыбается Наташа весело и подмигивает.

Вижен смотрит, словно рентгеном просвечивает, но не выводит на чистую воду её ложь, а просто кивает и молча уходит сквозь стену. Может быть, потому, что она так старается поверить в собственные слова.

 

* * *
С приездом Роуди на базе становится будто бы светлее. Роуди улыбается сквозь боль, шутит, в том числе над своим положением, хотя ничего весёлого наверняка в нём не находит, и усердно, на пределе возможностей, занимается. Но даже для Наташи, не говоря уж о Тони, очевидно, что вся его бравада напускная и в то, что когда-нибудь снова пойдёт, Роуди не верит. Зато в Тони, когда он смотрит на друга, напротив, столько решимости — на десятерых хватит. Он явно задался целью поставить Роуди на ноги и точно не успокоится, пока не доведёт дело до конца. Наташа смотрит и невольно задумывается: а окажись она на месте Роуди, в инвалидном кресле, нашёлся бы у неё друг, который был бы готов жизнь положить на то, чтобы вернуть ей возможность ходить? А ради неё Тони стал бы…

Наташа прогоняет непрошеные мысли и смеётся над подтруниваниями Роуди:

— Теперь только так тебя и буду звать: «Столик, пожалуйста, для мистера Карка! Вернее, насест».

Тони отмахивается, пряча улыбку, и уходит с доставленной почтальоном коробкой в небольшой кабинет. Наташу разбирает любопытство, и она идёт следом, останавливается в дверях, подпирая плечом проём. Тони не закрыл за собой дверь, значит, едва ли что-то секретное.

— От кого это?

Пожав плечами, Тони распечатывает коробку и достаёт оттуда письмо и телефон-раскладушку.

— Сувенир от Роджерса. Боже, его что, отбросило на десяток лет в прошлое? Росс звонил, кстати, рвал и метал. Птенчики выпорхнули из гнезда, в смысле, Роджерс вломился в Рафт и устроил Сэму и Ванде побег. Теперь Росс требует, чтобы я немедленно их нашёл.

— Что будешь делать?

— Ни-че-го.

Тони разворачивает сложенный вчетверо лист и пробегает глазами по строчкам. По его лицу сложно что-то понять. Прочитав, он протягивает письмо ей.

— Смотри, если хочешь.

Наташа принимает любезное предложение и читает послание Стива.

«Тони, рад, что ты снова на Базе. Не хотелось бы думать, что ты ищешь пятый угол в особняке. Всем нам нужна семья. Для тебя это Мстители. Возможно, больше, чем для меня. Я-то с восемнадцати сам по себе. Нигде не мог вписаться, стать своим — даже в армии. Я скорее верю в людей, в индивидуумов. И рад признать: по большей части они меня не разочаровали. А значит, и я не вправе их подвести. Замки можно сменить, но… стоит ли? Знаю, что причинил тебе боль. Наверное, думал, что умалчивая о твоих родителях, поступаю милосердно, но… теперь понимаю, что щадил себя самого. Прости. Надеюсь, что однажды ты поймёшь. И жаль, что с Договором не срослось, правда жаль. Знаю, ты делаешь то, что должно. Мы все должны делать, что должно, насколько это возможно. Как бы всё ни сложилось, даю слово: если будем нужны, если буду нужен — я приду».

Перед глазами вновь встают обледенелые бетонные стены бункера, валяющийся щит и разбитый реактор, и к горлу подкатывает тошнота. Наташа поднимает взгляд на Тони: тот сидит, отвернувшись, и смотрит в окно. Поддавшись порыву, она касается рукой его плеча — как совсем недавно, всего пару недель (а кажется — лет) назад в Берлине. Тони вздрагивает и каменеет. Поспешно убрав руку, Наташа кладёт письмо на стол и молча уходит к себе, мимоходом бросив Роуди улыбку, которой не обманула бы, пожалуй, и младенца.

А ладонь горит, будто обожжённая, и хочется что-нибудь разбить.

 

* * *
Подолгу бегая вокруг Базы и терзая в спортзале боксёрский мешок, Наташа выжигает столько кортизола, сколько может, но это не помогает. С Тони у них подчёркнутый нейтралитет, на Роуди больно смотреть, Вижен приятный собеседник, но слишком очевидно не человек. Наташа не любитель изливать кому-то душу, но быть настолько лишённой простого общения непривычно даже ей. И эта треклятая клетка!

Мешок с тихим «пуф» лопается и просыпается под ноги песком.

Она опускает взгляд на свой «браслет» и несколько минут всерьёз раздумывает, не послать ли всё это к чертям. Кому вообще нужно её самопожертвование на алтаре правосудия?

Ей самой.

Даже толком не понимая, зачем, Наташа упрямо держится за свой выбор. Знает лишь, что так правильно. В конце концов, никто не говорил, что правильно значит легко.

 

* * *
Тони заходит в спортзал, чтобы немного размяться и покрутить педали под ежевечерний супергеройский отчёт Паучка, но останавливается в дверях при виде прохудившегося мешка и кучи песка под ним.

— Что тут произошло? — бормочет он скорее себе под нос, но Пятница всё равно реагирует.

— Мешок лопнул во время тренировки мисс Романофф, босс. Мисс Романофф отправилась за ведром, совком и метлой, хотя я сообщила, что в этом нет необходимости. Новый мешок уже заказан и будет доставлен к утру. Должна ли я заказать экспресс-доставку?

— Не нужно. Надеюсь, этот мешок порвался не под боевой клич «чёртов Старк».

Шаги за спиной бесшумны.

— Я не издаю боевые кличи. По крайней мере, вслух.

Тони вздрагивает — едва не подпрыгивает на месте — и резко оборачивается:

— Очень обнадёживающе. Зачем, правда, трудиться и устранять человека силой, когда можно легко и без затей обеспечить ему инфаркт. Признавайся, сколько твоих жертв умерло от абсолютно естественных причин?

— Ты можешь преуспеть и оказаться первым.

— Я скорее повешу на тебя колокольчик.

— Говори уж прямо: ошейник.

— Это твоя эротическая фантазия, не моя, — фыркает Тони и направляется к велотренажёру, заодно освобождая Наташе дорогу. — Я тебя не держу. Больше того: удивляюсь, почему вообще ты ещё здесь, а не удрала в неведомые дали к своему дружку Роджерсу.

Он прикидывает, что Наташа сидит под арестом уже три недели и очевидно находится на грани. Пари с самим собой можно считать выигранным.

Ведро красноречиво громко стукает об пол.

— А причём здесь Стив вообще?

— Как будто ты бы не предпочла сейчас находиться на воле и с ним, а не здесь.

— Я здесь по собственному выбору.

— Да, я помню. Не понимаю, какая блажь взбрела тебе в голову, но мы же оба знаем, что это ненадолго, — Тони подтверждает выбор стандартной программы заезда на дисплее и начинает крутить педали. — Лично я поставил на то, что ты продержишься не дольше месяца.

— Поставил? — переспрашивает, прищурившись, Наташа.

— Заключил пари с самим собой. Хотя стоило поспорить с Роуди, так выигрыш был бы ещё приятнее.

— Я ещё не сбежала, — ядовито возражает Наташа.

Тони выразительно смотрит на лопнувший мешок, сиротливо покачивающийся на цепи.

— Просто перестаралась на тренировке. Я не намерена сбегать, Тони, что бы ты там себе ни думал. Зачем, если я сама под этим подписалась.

— Потому что это ты. Потому что ты всегда сбегаешь.

— От кого, от тебя? — тон язвительный, но Тони явственно слышит в нём обиду.

— Нет. От себя.

— И откуда такие глубокомысленные выводы? Успел получить докторскую степень по психологии?

Тони, вздохнув, выключает велотренажёр, слезает с него и трёт пальцами между бровями, пытаясь унять внезапно разболевшуюся голову.

— Пожалуй, я бы мог. С кем из нас тебе настолько плохо, что ты мечтаешь оказаться где угодно, лишь бы не здесь? Со мной? Мы едва видимся. С Роуди? С Виженом? У вас вроде неплохие отношения. Или это с самой собой ты никак не можешь найти мира? Однажды я на несколько месяцев оказался заперт в тёмной пещере. Поверь, я знаю это чувство. Чувство, будто ты заперт не просто в тесной клетке: ты заперт в своей собственной голове. И это в конце концов помогло мне многое про себя понять. Оставь уборку, роботы справятся, а рабочие завтра заменят мешок.

Не обращая внимания на пытливый взгляд в спину, Тони уходит.

 

* * *
Признаваться в этом не хочется даже себе, но слова Тони её задели. Вот что, значит, он о ней думал. А с другой стороны — это же Старк. Когда он о ней был высокого мнения (не считая высокого мнения о её смертоносности, которая как раз была явно преувеличена).

Сколько он сказал? Месяц? Отлично. Ещё неделя — и собственное пари он проиграет, мстительно думает Наташа. А потом задумывается: допустим, месяц она продержится. А что дальше? Всё-таки сбежит? Но тогда Тони прав насчёт неё.

В третий раз взбивая подушку и переворачиваясь на другой бок, Наташа вспоминает, как раньше справлялась с бессонницей. Если обстоятельства позволяли, гнала в ночь на машине или мотоцикле. Иногда ходила по барам и танцевала до упаду. Или тихо болтала с Клинтом под звёздами, если гостила на ферме. Если же была на задании, то повторяла про себя досье на «клиентов» и мысленно простраивала планы и маршруты, проигрывала в голове сценарии, чтобы не оказаться застигнутой врасплох.

Проще говоря… сбегала от собственных мыслей и воспоминаний, подкрадывавшихся в минуты наибольшей уязвимости. За исключением ночей с Клинтом, разве что.

Как там сказал Тони, заперт в собственной голове? Что ж, чёртов гений не ошибся: именно так она себя чувствует теперь — запертой в своей голове. И прямо сейчас тишина, темнота и одиночество кажутся особенно непереносимыми, а потому Наташа откидывает одеяло, натягивает хлопковые треники, суёт ноги в простые балетки и идёт прочь из комнаты в надежде, что хотя бы Вижен составит ей компанию. Но ни Вижена, ни Роуди нигде не видать. Однако Наташа слышит в коридоре неясный гул и идёт на звук. Звук приводит её к новой мастерской Тони, в которой горит свет и играет тяжёлый рок. Видимо, не к ней одной этой ночью заглянула бессонница.

Наташа ещё не успевает ничего сделать, как дверь перед ней отъезжает в сторону, и музыкальное цунами окатывает её с ног до головы.

— Ты что-то хотела? — интересуется Тони: в одной руке разводной ключ, в другой — грязная тряпка, майка-борцовка вся в масляных пятнах. В углу мастерской стоит полуразобранный старый автомобиль. Наташа в них не разбирается, но, кажется, что-то из шестидесятых.

— Нет. Просто пришла на звук. Тоже не спится?

Тони пожимает плечами.

— Можно? — спрашивает Наташа, не решаясь переступить порог без позволения.

— Заходи, — бросает ей Тони, перебирая детали на столе, — хотя не думаю, что тебя заинтересует моё маленькое хобби.

— Я не буду мешать, — она делает пару шагов внутрь и осматривается. Находит вполне уютное на вид кресло: — Просто посижу вон там. Если это, конечно, не какое-нибудь твое новое изобретение, которое отправит меня на Луну.

— Уверен, что кресла изобрели задолго до того, как я родился, — фыркает на это Тони.

— Да, но у тебя есть привычка уже изобретённую вещь переизобретать во что-нибудь новое.

— Это сильное преувеличение.

— Ну, ты же не стесняешься преувеличивать мои навыки убийцы.

— Туше. Располагайся. Но если уснёшь, я тебя в кровать не понесу.

— Под твои-то колыбельные захочешь — не уснёшь.

Они расходятся по разным углам. Учитывая их прошлый разговор всего пару часов назад, удивительно, как уютно ей здесь находиться. Тони совсем недавно переехал на Базу, а его мастерская уже выглядит так, будто он работал в ней все последние пару лет. Ну, или столько же времени не убирался: там и тут кружки с кофе разной степени допитости, начатая пачка чипсов, которую Наташа бесстыдно приватизирует, какие-то чертежи, карты памяти, инструменты и детали механизмов. У одной из стен крутятся проекции костюмов — Железного человека, Воителя, Паука. Вероятно, то, над чем Тони в настоящее время работает.

Наташа жуёт чипсы, качает ногой в такт музыке, разглядывает обстановку и не сразу слышит, как её окликают.

— Нат! Ты там правда, что ли, уснула?

— Сделай музыку ещё громче, и тогда я точно тебя услышу! — кричит Наташа в ответ.

— Пятница! — зовёт Тони. — Музыку!

Музыка становится ещё громче. Наташа не уверена, делает так Пятница потому, что она всего лишь компьютер и просто поняла сказанное буквально, или ИИ Тони издевается. Памятуя о Джарвисе и его чисто британской иронии, свидетелем которой она не раз становилась, Наташа ставит на последнее.

После второго оклика Пятница убавляет громкость до приемлемой, а Тони машет рукой из-под машины:

— Раз уж ты здесь, подай там со стола отвёртку.

Не выпуская из рук чипсы, Наташа подходит к ближайшему к Тони столу и уточняет:

— Красную или синюю?

— Я у тебя не таблетку попросил, а отвёртку.

— Но тут их две, какая тебе нужна?

— Уф, крестовая которая?

— Синяя, — отвечает Наташа и тянется взять её в руки, как слышит:

— Тогда красную.

Когда-нибудь она точно засунет ему его отвёртки…

— Держи, — говорит Наташа и подаёт Тони отвёртку — даже ручкой вперёд.

— Спасибо.

Вместо того чтобы вернуться в кресло, Наташа устраивается тут же на полу и смотрит, как Тони копается во внутренностях машины. Не то чтобы ей было много видно, но оторвать взгляд почему-то сложно.

— Чем ты там всё шуршишь? — спустя время доносится вопрос.

— Чипсами.

— Что? — раздаётся стук, болезненное «ой», и Тони выезжает из-под капота, бросая взгляд на стол, откуда она эти самые чипсы стащила. — Эй, это мои!

— Купишь себе ещё. Не жадничай, — Наташа демонстративно прижимает пачку к себе. — Могу поделиться.

— Поделиться со мной моими чипсами? Ну наглость!

— Будешь или нет? — спрашивает она, выудив чипсину и поднеся её к губам Тони, а когда тот делает в ответ страшные глаза, улыбается: — Если не будешь, мне же больше достанется.

Сдавшись, Тони открывает рот и берёт губами с её рук еду. И её будто кипятком окатывает.

Чёрт возьми, она всего лишь немного его подразнила. Это не должно было выглядеть так горячо.

— Ещё? — предлагает Наташа, стараясь, чтобы голос звучал как ни в чём не бывало.

— Доедай уж. Но если ты собираешься красть мою еду, то духу твоего в моей мастерской больше не будет.

— Ой, можно подумать, я последнее отобрала.

— Я хотел их съесть, когда закончу работу!

— Закончил?

— Нет.

В этот момент Тони забавно морщится, зажмуривает глаза и широко, во весь рот зевает. Наташа не удерживается и зевает сама, прикрыв рот ладонью.

— Кажется, на сегодня всё, — бормочет Тони, потянувшись за тряпкой.

— Пожалуй, — соглашается Наташа, ощущая внезапно навалившуюся сонливость.

Музыка смолкает, оставляя их в гудящей тишине, и они, поднявшись с пола, вместе выходят из мастерской: Тони не выпускает из рук свою тряпку, Наташа — пачку чипсов.

— Какие планы на завтра? — интересуется Тони то ли из вежливости, то ли из любопытства, то ли заполняя долгую паузу.

— О, просто наполеоновские, — отвечает она со всем доступным сарказмом. — Третьим пунктом завоевание мирового господства, но скорее всего всё сломается на первом: встать в шесть утра.

— А жаль, — хмыкает Тони, — я бы посмотрел, что бы из этого получилось.

Они расходятся по комнатам, и Наташа, чувствуя давно забытое умиротворение, проваливается в сон сразу, как только голова касается подушки.

 

* * *
Проходит несколько дней, и Наташа вновь объявляется на пороге его мастерской среди ночи. На ней мятая футболка, очевидно, ночная, и леггинсы. В руках две пачки чипсов.

— О. Подношение? Взятка? Или ты из тех, в ком по ночам просыпается неутолимый голод?

Он жестом приглашает её пройти внутрь. Наташа переступает порог и протягивает ему одну из пачек:

— Компенсация материального ущерба. С процентами.

— И где проценты?

— В полной пачке. Я у тебя забрала открытую.

— Не знал, что вы такая меркантильная девица, мисс Романофф.

— Не думала, что миллиардеры такие скупердяи, — парирует та.

Тони улыбается и возвращается к работе с проекцией паучьего костюма, по пути открывая чипсы и забрасывая парочку в рот.

— Это для твоего юного протеже?

Увязавшаяся следом Наташа разглядывает проекцию, стоя за его плечом.

— Ты вроде бы обещала не мешать.

— Это было в прошлый раз. И я не мешаю, я интересуюсь.

— Ты отвлекаешь меня от работы.

— Вот видишь, сколько от меня пользы: не даю тебе перетрудиться.

Тони разрывается между желанием выставить её вон и смехом. Смех побеждает.

Покачав головой, Тони снова смотрит на проекцию и вздыхает:

— Я беспокоюсь, не чересчур ли я его… обнадёжил. Парень на редкость способный, но он ещё ребёнок и может просто не осознавать всей опасности.

— Боишься, что от твоих поощрений он слишком воодушевится и влезет во что-то опасное?

— Почти уверен в этом. Сегодня, например, он нарвался на грабителей с инопланетным оружием. Я поручил Хэппи пока за ним приглядывать. Может, хоть его ворчание немного поумерит пыл пацана.

— Твой когда-нибудь умеряло? — скептически выгибает бровь Наташа.

— Нет, — признаётся Тони. — Но и я всё-таки давно не пятнадцатилетний пацан.

— Честно, мне вообще трудно представить тебя пятнадцатилетним пацаном.

— По правде, мне тоже, — смеётся Тони. — По крайней мере, таким, как Паркер.

Наташа смотрит с какой-то странной задумчивостью, и от этого взгляда становится не по себе.

— Что?

— Ничего. Просто подумалось, каким бы ты мог стать отцом.

Её слова проходятся бритвой по сердцу.

— Есть немалая вероятность, что этого мы никогда не узнаем, — пытается улыбнуться он, но сам чувствует, какая кислая выходит усмешка.

— Извини. Я не подумала. Вы с Пеппер…

— Мы расстались.

— Окончательно?

— Речь изначально шла о паузе, но я думаю, Пеппер просто постаралась таким образом сгладить удар.

— Мне жаль. Вы казались хорошей парой. Гармоничной.

— Скажи уж прямо: она единственная оказалась способна продержаться рядом со мной так долго.

И снова взгляд Наташи становится странно пронзительным.

— Не придумывай за меня слова, которых я не говорила и не собиралась.

Тони бы вспылил, но она произносит это таким мягким, почти нежным успокаивающим тоном, что спорить нет никакого желания, и он меняет тему:

— А что насчёт тебя? Или у тебя, как у Бартона, тоже припрятан какой-нибудь мистер Романофф где-нибудь в техасском захолустье?

— В Огайо.

— Что, правда?

— Нет, конечно. Ты меня вообще можешь представить чьей-то женой? — фыркает та, будто сама мысль о собственной семье кажется ей абсурдной.

— А почему нет?

— Да какая из меня жена? Я не создана для семейного очага.

И отчего-то Тони вдруг за этими словами мерещатся другие, страшные: «Меня создавали не для этого».

— Семейный очаг — это ведь не обязательно про уютный домик, фартук и воскресные ужины с его родителями, — пожимает плечами он. — Хотя я видел тебя у Бартонов, и мне казалось, ты отлично вписываешься в семейную картину.

— Это другое, — отмахивается Наташа, и он не настаивает.

— Что ж. В конце концов, на создании семьи свет и правда клином не сошёлся.

Разговор сходит на нет. Тони возвращается к работе над костюмом, не забывая про свои — законные! — чипсы, и так они вдвоём шуршат и хрустят следующие полчаса, пока наконец сон не заявляет свои права, и они расходятся по комнатам.

 

* * *
В спальне Наташа забирается на кровать, садится в изголовье, обняв колени, и тихонько раскачивается из стороны в сторону. Из небытия в памяти всплывают фотографии из фальшивого альбома её когда-то искусственно созданной семьи: осколки придуманного счастья, врезающиеся теперь в её грудь, как настоящие.

«Хотя я видел тебя у Бартонов, и мне казалось, ты отлично вписываешься в семейную картину».

Она оживляет в памяти дни, проведённые в доме Клинта, настоящесть той радости, которую проживала в кругу его близких, и впервые в жизни позволяет себе задуматься: а может ли у неё вообще быть нечто такое — настоящее и своё?

И почему-то робкое «да» ощущается гораздо больнее, чем самое решительное «нет».

 

* * *
У него не то чтобы мало забот. Экзоскелет для Роуди ещё далёк от совершенства, нужно встроить программу самообучения, которая будет подстраиваться под особенности походки. Есть масса идей для паучьего костюма (и неважно, что ещё у предыдущей версии девяносто процентов функционала пока заблокировано). К тому же его беспокоит оружие грабителей, на которых нарвался Паркер: если есть оборот, то должен быть источник, а значит, одно из двух — неизвестный приток внеземных технологий либо недоработка Департамента ликвидации. Оба варианта его не устраивают.

Но хотя ему есть о чём побеспокоиться, из головы не идёт вчерашний разговор с Наташей, и ощущение, что он провалил свою жизнь, накатывает с новой силой.

А встреча с Пеппер по поводу недавнего запуска нового проекта лишь всё усугубляет. Он рассеянно перекатывает между пальцами стаканчик с кофе, пока она рассказывает, как набирает обороты производственный цех, хотя операционная цепочка требует доработки, но её речь проливается мимо его сознания. Он лишь понимает, что всё с проектом в порядке, а в ушах звучит голос Говарда, осуждающего его за то, что упустил, возможно, свой единственный шанс на нормальную семью, и причудливым образом в резкий тон отца вплетаются заботливые, но не менее жгучие интонации Инсена.

— Тони, ты меня не слушаешь.

— Конечно, я тебя слушаю. Потребуется отладить производственную цепочку, да, как обычно.

— Про это я говорила пять минут назад, — вздыхает Пеппер, даже не раздражаясь. — Что-то случилось? С Роуди всё нормально?

— Да! Да, Роуди бодрячком. Хэппи присматривает за мальчиком. Что у нас по переезду?

— Примерный график согласовали, за пару месяцев управимся. Ты уверен насчёт Башни?

— Да, абсолютно.

— Тогда что не так?

Обиднее всего, что Пеппер слишком хорошо его знает, чтобы проглотить бестолковые отговорки или купиться на ложь. А искренность в его жизни почему-то всегда сопровождается болью.

— Да так. Вспомнил старого друга. Хо Инсена.

— Ты про того, который вставил тебе в грудь аккумулятор и помог сбежать из плена в Афганистане?

— Да, того самого. Знаешь, он радовался тому, что умирает. Так он воссоединялся с близкими, и я… почти завидовал тому, как он говорил о своей семье. Я попробовал взять с него пример, сделать из своей жизни что-то стоящее, но, очевидно, не сумел.

— Не понимаю, о чём ты.

— О нас. Я ведь хотел создать с тобой семью. Родить детей. Построить дом, может быть. Но кому как не тебе знать, что «нормально» — это вообще не про меня.

Тони не знает, какой именно реакции на свои слова ждёт. Сожаления или, быть может, капельки сочувствия, на худой конец — шутки или заверения, что его единственная наверняка ждёт где-нибудь за поворотом. Чего он точно не ожидал, так это недоумения пополам с досадой.

— Тони, я тебя не узнаю. Ты, человек, который, вернувшись из Афганистана, никого не слушая единоличным решением закрыл всё производство оружия и переформатировал компанию в лидера энергетики, ты, который проигнорировал всю проделанную работу по сохранению тайны твоей личности и назвал себя перед камерами Железным человеком. Ты, который во всеуслышание объявил Мандарину свой адрес — и это, честно, было самым идиотским поступком в твоей жизни. Ты, который наперекор всем создал Вижена — и это после катастрофы с Альтроном, ты — и говоришь мне, что самую основу своей жизни пытаешься скроить по образу человека, которого знал… сколько? Два месяца твоей жизни?

— Всё не так. Но Инсен спас мне жизнь, и…

— И я ему за это очень признательна, поверь. Но это не даёт ему право определять, как тебе её прожить. К тому же вряд ли его пожелание включало инструкцию в духе: женись на женщине из хорошей семьи, построй дом, заведи троих детей и собаку.

— Его последними словами было: не потрать её зря.

— И ты не потратил! Боже, Тони, ты подарил миру чистую энергию! Твоя компания обеспечивает тысячам людей стабильный и достойный доход. Ты сам стал героем, защитником людей, спас Землю от вторжения пришельцев. Ты уже сделал для мира больше всех, кого я знаю. Но знаешь, как ты можешь потратить её зря? В погоне за эфемерной «нормальностью» отказаться от счастья — такого, каким ты его для себя видишь. С человеком, которого ты сам для себя выберешь. И не важно, будет ли ваш союз похож на все другие счастливые союзы или нет. Важно только, чтобы ты. Чувствовал. Себя. Счастливым. По-настоящему, а не как со мной. Я понятно выражаюсь?

Тони усмехается уголком губ.

— Куда уж яснее. — И опускает глаза: — Спасибо, Пеп.

Пеппер вздыхает и, как в былые времена, подходит и притягивает его бедовую голову к своей груди, прижимаясь губами к макушке.

— Представь, что твоё счастье — это твой новый личный проект. И не слушай никого, даже меня, когда будешь его воплощать.

— Если я не буду слушать своего гендиректора, куда же это меня приведёт? — он щекочет пальцами её бок и получает по руке.

— Туда, куда ты захочешь.

 

* * *
— У тебя что-то произошло?

— Нет, что ты. Всё в порядке.

Наташа переставляет на доске пешку и откидывается на спинку кресла, ожидая, пока Роуди сделает свой ход.

— О. Я не имел в виду что-то плохое, наоборот. Ты… как бы это сказать, кажешься спокойнее. Умиротворённее, что ли. Ещё недавно ты металась здесь, как тигр в клетке.

— По правде, Тони сказал мне кое-что, и от этого вдруг волшебным образом стало легче.

— Я рад, что вы с Тони помирились.

— Ты неправильно понял. Мы не мирились. Просто… игнорируем проблемы. — Роуди усмехается и качает головой, будто не желая спорить. — Что?

— Меня всегда удивляло, насколько он с тобой другой.

— Ты понимаешь, как нелепо двусмысленно это звучит?

— Сама подумай. Мы с тобой оба знаем, какой он параноик. Обоснованно, замечу, но тем не менее. И учитывая историю вашего знакомства, он тебя к себе на пушечный выстрел подпускать не должен — никого другого бы после такого не подпустил. А тебя подпускает.

— Я же не втиралась к нему в доверие ради личной выгоды. Только выполняла задание. Целью которого, кстати, было спасение его собственной жизни.

— Но он тебе понравился.

— Он оказался хорошим человеком, — пожимает плечами Наташа, — в сравнении с большинством людей его круга. Та ещё заноза в заднице, конечно, но человек хороший.

— Он тебе понравился, — повторяет Роуди, съедая пешку конём. — А потом Тони узнал, кто ты.

— Угу. Шипел, как кобра, — Наташа вспоминает те дни, реакцию Тони на неё и все его резкие слова.

— Тебе не кажется странным, что он так сильно обозлился на тебя, хотя подослал тебя к нему Фьюри?

— Это же я двуличная змея, тройная дрянь, шпионка до мозга костей и что там он ещё про меня думает.

Наташа собиралась произнести это как можно безразличнее, с лёгкостью, но прозвучало всё равно обиженно.

— И тем не менее ты здесь.

— Я здесь, потому что Фьюри вписал меня в свою инициативу «Мстители» и потому что подписала соглашение с федералами на домашний арест.

— А кто, по-твоему, хлопотал об этом приговоре и добивался, чтобы разрешённой домашней зоной стала вся немалая территория Базы?

— Что?

— Тони, кажется, едва спал в те дни. То в моей палате дежурил, то для пойманных Мстителей смягчение приговоров выбивал. Не для всех получилось, но что бывает, если Ванду посадить под домашний арест, мы все видели, так что ничего удивительного. К тому же Стив, как я слышал, их с Сэмом всё равно освободил. Но я это всё не к тому. Тони крайне болезненно воспринимает предательства — или то, что в его глазах выглядит как предательство. Ты можешь себе представить, чтобы сейчас на Базе появился Стив, и Тони бы по доброй воле остался с ним в одной комнате, сел с ним за один стол, перекинулся в карты, шутил насчёт каких-то чипсов?

— Хочешь сказать, в его глазах Стив предал его сильнее, чем я?

— Нет. Я хочу сказать, что с любым человеком на твоём месте он обращался бы, как со Стивом. Но не с тобой. Тони может сколько угодно быть заносчивым засранцем и самодовольным гением, в науке, технике и бизнесе его самооценка выше гор, но в личных отношениях он ужасно, болезненно уязвим перед теми, кто проявляет симпатию лично к нему как к человеку, и если оказывается, что симпатия была фальшивой, это выбивает почву у него из-под ног. Потому что для него это воплощение мысли, внушённой Говардом: что Тони не может быть ценен сам по себе, только по своим достижениям.

— Моя симпатия к нему никогда не была фальшивой.

— Это понимаю я. Но это не способен понять Тони. Ему сложно отличить, в чём ты ему лгала, когда притворялась личной помощницей, а в чём была искренна, и ему проще всё посчитать притворством. И тем не менее, ты здесь, и вы общаетесь. Я бы даже сказал, достаточно тепло.

— К чему ты клонишь?

— Ни к чему. Просто вы оба мои друзья, и я рад, что несмотря на все недоразумения и сложный характер Тони у вас неплохие отношения. Тони очень в этом нуждается. Да и ты тоже. Вы всегда удивительно легко понимали друг друга.

— Что ж. В чём-то ты прав. Возможно, между нами действительно есть какое-то взаимопонимание. Но между мной и Тони никогда не было и не будет доверия. Не со стороны Тони, во всяком случае.

— Он доверяет тебе больше, чем позволяет себе признать. Ему просто тяжело сближаться с людьми.

— Многим из нас тяжело сближаться с кем-то, в этом Тони не уникален.

— Только ему этого не говори, — заговорщицким шёпотом произносит Роуди, наклонившись вперёд, и подмигивает, — иначе он страшно оскорбится.

Наташа хохочет, запрокинув голову. Затем переставляет фигуру на доске и довольно улыбается:

— Шах.

 

* * *
Тони торопится, но не остановиться и не окинуть взглядом шахматную доску не может.

— И сколько раз она тебя сделала? — хмыкает он, оценив диспозицию.

— Всё настолько очевидно? — смеётся Роуди. — Это четвёртая партия.

— А я тебе говорил не играть с Романофф. Она прикидывается паинькой, запудривает тебе мозги, а потом ты опомниться не успеваешь, как тебя уже уложили на обе лопатки. Я, по крайней мере, хоть по рассеянности могу тебе проиграть.

— Ты так добр, Тони, так щадишь моё самолюбие.

— Сарказм тебе не идёт, дружище. Я не щажу ничьё самолюбие, уж ты-то должен знать.

— О, я знаю. Может, тогда сам сыграешь с Нат? Или твоё собственное самолюбие не выдержит встречи твоих воображаемых лопаток с полом? Мистер Карк.

— Очень остроумно. На меня её уловки не подействуют, у меня иммунитет. Так что я с удовольствием надрал бы твой очаровательный зад в шахматы, — Тони поворачивается к Наташе, — но, боюсь, мне пора.

— Сбегаешь?

— Дела-дела. Но мы обязательно сыграем, когда вернусь. Если не испугаешься, конечно.

— О, я не испугаюсь. И мы ещё посмотрим, кто кому зад надерёт, — щурится на него Наташа.

Ухмыльнувшись, он машет ей и Роуди рукой на прощание и уходит, ещё успевая услышать:

— Что ты так смотришь?

— Ничего, Нат. Твой ход.

 

* * *
Хуже всего в её заключении праздность. Нет цели, нет задач, никакой осмысленной деятельности. Только тренировки, развлечения, зверское убийство времени нескончаемыми сериалами и бестолковое шатание по комплексу. Наташа обычно избегает исследовательских или производственных помещений, однако в какой-то момент скука пополам с любопытством пересиливают, и она всё же пробует пройти в одну из лабораторий. В конце концов, недаром же существует пропускной режим.

Система её пропускает.

Внутри помещение мало чем отличается от виденных ею ранее, разве что оборудовано всё без исключений по последнему слову техники, а вместо экранов почти везде голографические проекции. Наташа мало что может понять в многочисленных схемах и формулах, только общий смысл: что-то на пересечении нейробиологии и технологий визуализации. Возможно, в каком-то таком месте и родился пресловутый М.О.Р.Г. Тони. Наташа слышала, что некоторые считают его глупостью и напрасной тратой интеллектуального труда, однако сама она думает, что это изобретение не столько бесполезно, сколько опасно — в неправильных руках. Впрочем, в неправильных руках что угодно будет опасно.

Людей в лаборатории не так много, и никто на неё особо не смотрит, возможно, от уверенности, что охранная система кого попало не пропустит. Внимание Наташи привлекают двое мужчин, темноволосые, один весьма плотного телосложения. Оба в халатах поверх рубашек и тёмных брюках. В их внешности нет ничего особенного, но что-то в их позе, в том, как близко они стоят, над чем-то склонившись, заставляет её внутреннее чутьё насторожиться. Она бесшумно приближается к ним сзади и беспечным тоном интересуется:

— А что это вы здесь делаете? — мужчины вздрагивают и резко разворачиваются. Толстяк окидывает её с ног до головы сальным взглядом (типичная реакция), другой смотрит скорее настороженно.

— Работаем над проектом. Мисс Романофф.

Что ж, если они что-то и пытались загородить собой от посторонних взглядов, они это поспешно спрятали.

— Будьте осторожны. Люди подумают, что вы что-то замышляете.

Кажется, пора завязывать с марафонами популярного кино. Она уже начинает говорить цитатами.

— Мы это учтём, — снова отвечает худой. — Мистер Старк в курсе вашей… инспекции?

— О, это не инспекция. Я просто гуляю. Насчёт мистера Старка не переживайте. В конце концов, доступ сюда ведь очень ограничен, и пройти могут только самые… надёжные.

Весело улыбнувшись двоим старшим инженерам — К. Беку и У. Уильямсу, согласно бейджикам, Наташа разворачивается и уходит из лаборатории, по пути размышляя, рассказать Тони о своём маленьком наблюдении или не стоит на пустом месте воду мутить.

 

* * *
Тони мрачнее тучи, когда входит на кухню, и это не предвещает ничего хорошего.

— Что произошло? — спрашивает Наташа, подбираясь, готовая в любой момент сорваться с места и отправиться на помощь.

Тони смотрит ей в глаза, и она понимает, что его гнев, собственно, на неё и направлен.

— Каждый раз, — хрипло произносит он, — каждый чёртов раз я совершаю одну и ту же ошибку. Каждый чёртов раз я думаю, что ну вот теперь что-то изменилось — и расплачиваюсь за это. Для кого ты шпионишь теперь, Романофф?

Обвинение серьёзное, и Наташе требуется вся её сила воли, чтобы не огрызнуться, не хлестнуть словами в ответ. Она вспоминает вчерашний разговор с Роуди, думает о том, что Тони неоднократно предавали и подводили люди, которым он доверял, о том, что произошло недоразумение, и Тони просто сделал поспешный вывод не в её пользу — потому что Тони всегда делает поспешные выводы не в её пользу, постоянно ожидая от неё удара в спину. Наташа не хочет ссориться, не теперь, и потому заставляет себя успокоиться, делает медленный вдох и со всем доступным хладнокровием отвечает:

— Клянусь богом, Тони, я не знаю, о чём ты говоришь.

— Хватит, Наташа, я по горло сыт твоим притворством.

Ничего нового. Она не слышит ничего нового, но каждый — чёртов — раз обида душит, словно впервые.

— Я не лгу. Я не сделала ничего предосудительного. И если ты будешь так любезен сказать, в чём именно ты меня обвиняешь, мы разберёмся в ситуации.

— Ты была сегодня в лабораториях, — говорит Тони изобличающим тоном.

— Да, я посетила парочку. Просто заглянула от скуки, это не преступление. Тем более, что система безопасности меня пропустила без проблем, а значит, ты сам открыл доступ.

— Очевидно, зря.

— Да в чём проблема-то?

— Кто-то сливает информацию про перемещения того высокотехнологичного хлама, который остался после атаки пришельцев на Нью-Йорк и от игрушек Альтрона. А какие-то умельцы делают из этого хлама оружие и сбывают на чёрный рынок.

Наташа как наяву слышит звук собственного лопнувшего терпения.

— И ты думаешь, в этом замешана я?! Старк, тебе твои гениальные мозги вконец растрясло? Или тебе настолько хочется видеть меня виноватой, что ты за любой самый нелепый повод готов ухватиться, чтобы в очередной раз обвинить в каком-нибудь предательстве?

На какое-то мгновение Тони приходит в замешательство, но тут же цепляется за её слова:

— Именно что в очередном.

— И когда же это я тебя предавала?

— О, так это не ты проникла в Старк Индастриз под видом юристки?

— Потому что Фьюри дал мне такое задание. Не то чтобы я устроилась на работу к тебе, а потом внезапно ушла в разведку.

— Ты лгала.

— Только о своей личности. И только тогда. Я не лгу без надобности, Тони, иначе во лжи очень легко запутаться и выдать себя.

— Чтобы лгать о своей личности, её для начала нужно иметь, — шипит он. — Кем ты была, пока во всеуслышание заявляла о том, что поддерживаешь Заковианский договор? Даже на торжественное собрание Совбеза ООН явилась, а сама тем временем тайно помогала Кэпу.

— Я не помогала Стиву, тем более тайно!

— А кто дал ему сбежать?

— Я, и это было спонтанное решение, за которое я сейчас расплачиваюсь, сидя в этой гигантской высокотехнологичной будке с кандалами на ноге и выслушивая твои абсурдные инсинуации про мои якобы предательства. Добровольно расплачиваюсь, прошу заметить, ты сам говорил: я в любой момент могу снять эту побрякушку и исчезнуть прежде, чем меня хватятся.

— Вот и я удивлялся, почему ты этого не сделала, пока не нашёл объяснение.

— И это твоё объяснение? Что я сливаю информацию, чтобы какие-то подпольные торговцы оружием наживались на чужих смертях? Зачем мне это?

— Откуда я знаю? Ты мне скажи. Может, вы с Роджерсом планируете накрыть потом эту банду торговцев оружием и очистить своё имя в глазах общества.

— И ты опять приплетаешь Стива. Я не его ручная собачка, Тони. Для Стива я — друг…

— Ну разумеется!

— ...потому что он меня об этом попросил. А не потому, что я предпочла его тебе. Стив. Мне. Доверился.

— Я тоже доверился тебе в Берлине, а ты пальнула шокером в Т’Чаллу и помогла Роджерсу с его дружком-убийцей сбежать.

— И поступила бы так снова! Я сделала то, что сделала, потому что это был мой выбор, моё решение. Не твоё и не Стива. Я согласилась на Договор, потому что посчитала это правильным, а не потому, что ты так сказал. Я отпустила Стива с его Барнсом, потому что посчитала это правильным, а не потому что Стив мне так велел. Я. Принимаю. Решения. За себя. Весь мир не крутится вокруг тебя и Стива, вы не полюса планеты, вы просто два человека, которые могут ошибаться и вести себя как мудаки. Я выбираю не между тобой и Стивом, я выбираю между тем, что считаю эффективным, важным, правильным — и нет. Согласиться в чём-то со Стивом ещё не означает пойти против тебя, как и согласиться с тобой не равно объявлению войны Стиву. Стив это понимает. А вот ты всё ведёшь эту глупую войнушку в своей голове. Повзрослей, Старк, Стив Роджерс не сказочный дракон, которого тебе нужно победить, чтобы завоевать внимание отца. Победи своего дракона в себе и избавь окружающих от этих своих воображаемых баталий. А когда соберёшься в следующий раз обвинить меня в шпионаже или ещё каком-нибудь нелепом заговоре против твоей бесценной персоны, будь добр сперва снять на минутку корону с головы и посмотреть записи с камер, из которых будет очевидно, что я не прикасалась ни к одному компьютеру, я даже своим смартфоном почти не пользуюсь весь последний месяц. А если тебе нужны подозреваемые, то проверь Бека с Уильямсом. Когда я была в седьмой лаборатории, они что-то обсуждали и явно не хотели быть услышанными. Можешь не благодарить.

С этими словами Наташа уходит, отчаянно жалея, что не может от души хлопнуть дверью. Сначала она думает отправиться в спортзал и избить там что-нибудь или, может, даже попросить Вижена о спарринге, но эта дурацкая, нелепая ссора так её вымотала, что она просто идёт в свою комнату и ложится спать, парадоксальным образом надеясь проснуться.

 

* * *
У Тони с давних пор было два лучших друга. И вот сейчас, когда один лучший друг застаёт его в компании другого, он чувствует себя почти изменником.

— Тони, так ты вернулся! Почему не сказал? Я рассчитывал, что вы с Нат развлечёте меня своей шахматной баталией. Что отмечаешь?

Он салютует Роуди бокалом виски, провозглашая:

— Торжество глупости! — после чего вздыхает: — Боже, Роуди, я так облажался.

— Неужели отправился к Пеппер просить её вернуться к тебе и притащил ей клубнику?

Тони не удерживается от смешка.

— Нет. Я идиот, конечно, но не настолько. Не настолько, чтобы верить, будто она ко мне вернётся. Но, пожалуй, настолько, чтобы притащить ей клубнику, которую она не любит.

— У неё аллергия. Так ты что, притащил Пеппер клубнику?

— Если бы. Я тут узнал, что Департамент ликвидации разрушений время от времени теряет небольшие партии инопланетной техники. Кто-то явно сливает данные о перевозках. А сегодня Пятница доложила, что Нат посещала лаборатории, и меня словно переклинило.

— Ты же не… Ты что, обвинил в этом Наташу? Тони!

— Я знаю! Знаю! Говорю же: я облажался.

— Ты попросил прощения?

— Что? Нет. Я… нет. По-моему, она меня просто убьёт на месте, если я приближусь.

— Не преувеличивай. Цветы, конфеты, бутылка шампанского — и несколько искренних слов извинений. Наташа тебя простит.

— А цветы-то с конфетами зачем? Мы же не любовники.

— Просто послушай моего совета и сделай, как я говорю. Так надо.

— Ты такой старомодный.

— Классика не устаревает, — возражает Роуди, от души хлопая его по спине, отчего сам пошатывается.

Тони подхватывает его и помогает удержаться на ногах.

— Могу я спросить тебя кое о чём как друга?

— Конечно, что за вопрос.

— Я что, правда выгляжу со стороны так, будто веду постоянную войну с Роджерсом в своей голове?

— Не знаю, что ты подразумеваешь под войной, но да, порой возникает впечатление, будто ты с ним соревнуешься, только не очень понятно, в чём. По крайней мере, ты слишком часто упоминаешь его для человека, у которого со Стивом не очень близкие отношения.

— Это глупо, да?

— Пожалуй. Вы оба упрямцы с претензией на правильное видение мира, но ваше понимание «правильности» имеет разные источники, вот вы и сталкиваетесь лбами. Поэтому, наверное, ты сделал Стива образом всего, с чем не согласен, и постоянно ведёшь с ним — как это по-умному? Внутреннюю полемику.

— А Романофф ещё мне прочит степень по психологии. Откуда ты этого набрался?

— Мы много общались с Сэмом в последнее время.

— Тогда понятно, — насмешливо фыркает Тони. — Наверное, пора завязывать с супергеройством и развитием передовых технологий и переформатироваться в центр психологической помощи.

— Учитывая наш возраст, можно сказать, что это неплохая идея. Профессор Карк.

Тони качает головой и отставляет недопитый виски. Пожалуй, с одним из старых друзей пора прощаться. И какое счастье, что это не Роуди.

 

* * *
Она ни в чём не виновата, Наташа знает это наверняка — и всё же прячется в своей комнате.

За свою не очень пока что долгую жизнь — и довольно долгую карьеру — Наташе не раз приходилось принимать сложные решения. И никогда по итогу она не могла решить однозначно, к худшему это решение или к лучшему. Всегда находилась тысяча оговорок и нюансов. Казалось бы, переход в Щ.И.Т. — один из лучших поступков в её жизни, но как только она вспоминает цену, уплаченную за это ею и Клинтом, радости резко убавляется.

Одно из худших решений — столкнуть Брюса. Оно ощущается как удавка на собственной шее, как обрушенный мост к шансу стать счастливой. Но жалеет ли она об этом? Она сделала то, что было необходимо, и сотни выживших в тот день в Заковии, пожалуй, достаточное утешение.

Насколько было бы проще, если бы математика определяла этику: спасли больше, чем потеряли, значит, поступили хорошо. Но, увы, такая этика — прямой путь к Альтрону, а они этот урок уже проходили.

Слишком сложно устроен этот мир. А в человеческих эмоциях вообще чёрт ногу сломит. Казалось бы, давно пора понять, что не было между ней и Тони хороших отношений и не будет никогда. Совершенно безнадёжный случай. Но она всё равно на что-то надеется — и каждый раз расшибает лоб о каменную стену его недоверия.

«Очень сложно доверять кому-то, если ты совсем его не знаешь».

У Стива ведь тоже были поводы ей не доверять: она тоже обманывала его по приказу Фьюри. Но у них получилось это преодолеть, так почему же с Тони… Ты бросила дискредитированный Щ.И.Т. разваливаться на части и ушла за Стивом, шепчет ей внутренний голос. И Стив никогда не знал предательства. Если за ним шли — то самые лучшие. Самые верные.

У Тони таких людей трое, и Наташа сама себе не может объяснить, почему ей так горько оттого, что она в этот круг так и не попала, хотя никогда — ни разу — не причиняла ему зла.

Раздаётся стук в дверь. Наташа вздыхает и бросает через плечо:

— Мне не хочется кофе, Вижен. Совсем не обязательно его приносить каждый раз, когда тебе хочется что-то спросить или о чём-то поговорить.

Дверь с тихим шорохом открывается, и с порога доносится вовсе не голос Вижена:

— Тогда, наверное, хорошо, что я принёс не кофе.

Будто ошпаренная, Наташа слетает с кресла и оборачивается.

— Тони? — спрашивает она растерянно, и тут же клокочущая внутри обида прорывается резким: — Зачем пришёл? Придумал, в чём ещё меня обвинить?

— Эй, я с миром, — произносит с кривой улыбкой Тони и поднимает вверх руки. В одной коробка конфет, в другой — шампанское, и это самое странное зрелище за всю её жизнь. Даже нападение пришельцев на Нью-Йорк из дыры в небе проигрывает.

— А это зачем?

— Не знаю. Подкуп? Роуди велел так сделать. Правда, в списке ещё были цветы, но у меня всего две руки, и я подумал, зачем тебе этот веник.

Ах, Роуди. Ну, это многое объясняет. Наташа против воли улыбается.

— Веником, особенно если он с шипами, очень сподручно отхлестать незадачливого ухажёра по лицу.

— О. Тогда я правильно сделал, что пришёл без букета. Я ведь не ухажёр.

И куда только делась злость, переполнявшая её всего минуту назад?

— Так зачем ты пришёл? — спрашивает Наташа уже спокойнее, и лицо Тони также теряет наигранную дурашливость.

— Кажется, я должен попросить прощения. Точнее, не кажется, конечно. Мне не стоило бросаться такими обвинениями, ничего не проверив. Разумеется, ты ни в чём не виновата.

— Что ж. Извинения приняты. Подношение можешь оставить здесь, — она указывает на журнальный столик рядом. — Это что, конфеты с ликёром? Терпеть их не могу.

— Откуда мне было знать? Я выбрал те, что нравятся Пеппер.

— Пеппер предпочитает ореховые начинки.

— С чего ты взяла?

— Ты забываешь, что её личной помощницей я побывала тоже, — напоминает Наташа и, глядя на сложное выражение лица Тони, добавляет ехидно: — Да, да, тройная дрянь и всё такое.

Тони моргает и качает головой:

— Я вовсе не… Просто подумал: столько лет ведь прошло, поразительно, как ты помнишь такие мелочи. Я вот вечно собственный номер соцстраховки забываю. И что не так у Пеппер с клубникой.

— Аллергия.

— Чёрт возьми, об этом что, писали в журналах? Почему это все знают?

Наташа прыскает со смеху, и на губах Тони тоже появляется улыбка — немного грустная, но всё же искренняя.

— Что ж. Извинения я принёс, подношение сделал. Засим откланиваюсь. И… выходи уже, что ли. Роуди мне все уши проныл, как ему не с кем сыграть в «Операцию». С Виженом неинтересно, а мне терпения не хватает.

— Я подумаю, достаточно ли я тебя простила, чтобы избавить от нытья Роуди. По-моему, весьма достойное наказание.

Шутливо раскланявшись, Тони направляется к выходу, но в последний момент Наташа его окликает:

— Тони?

— Да? — оборачивается тот.

— Ты сказал тогда, что я тебя предаю каждый раз, как ты начинаешь мне верить. Но стоит чему-то пойти не так, и ты сразу же думаешь худшее. Видишь во мне предательницу. Я не понимаю, чего ты хочешь от меня? Кем мне быть для тебя, чтобы ты перестал на меня так смотреть?

— А ты не можешь — хоть иногда — быть просто собой?

А Стив просил: «Будь мне другом», — и это было куда более простой задачей.

— Что если я не знаю, как это? Какая я?

— Так выясни. У тебя нынче масса свободного времени, почему бы не потратить его на себя?

Дверь за Тони закрывается. Наташа смотрит на оставленную им бутылку шампанского и думает, сколько правды она сумеет отыскать у неё на дне — и найдёт ли вообще хоть какую-то.

 

* * *
Несколько часов спустя Наташа стоит, опираясь руками на раковину, и разглядывает своё отражение.

Привычное лицо: курносый нос, зелёные глаза, волосы цвета тёмного шоколада с медным отливом. Она всё ещё прекрасно выглядит, но если присмотреться, то кожа уже не такая гладкая и ровная. Возле носа пара тёмных пятнышек, почти точек, которых прежде не было. Едва заметный тонкий шрамик возле уха.

Не зная, что именно силится увидеть, она всё продолжает смотреть, и в какой-то момент ей начинает казаться, что перед ней совершенная незнакомка. Кто эта женщина в зеркале? Есть ли у неё семья? Любит ли она свою работу? Чем занимается в свободное время? Какой стиль в одежде предпочитает? Какую кухню любит? Что ей нравится в мужчинах?

Когда у неё в последний раз был секс?

Наташа глядит на усталую, потухшую женщину перед собой и пытается представить, что бы о ней подумал случайный прохожий? За кого бы принял?

Впрочем, она знает, за кого: за ту, чью личину бы Наташа на себя надела. Она может перевоплотиться в кого угодно, прикинуться бестолковой куклой богатенького папика, заезженной бытом домохозяйкой или высококвалифицированной юристкой с жёстким взглядом и острым языком. Стать хоть серой мышью, хоть секс-бомбой. Действовать как шпионка, как убийца, как боец. Арсенал богатый. Но если вычесть из уравнения агента Романофф — что останется просто Наташе?

Старк умеет задавать вопросы. И людей насквозь видеть тоже умеет. Поразительно, как только со своим безупречным чутьём на фальшь он ухитрился пропустить предательство Обадайи Стейна. Предпочёл не увидеть зла в том, кого считал семьёй?

Впрочем, дело не в Тони. Она могла бы просто оставить всё как есть, продолжать жить, как жила. Однако слова прозвучали и что-то задели в ней. И теперь это что-то зудит, как пчелиный укус.

Как верно заметил Тони, времени у неё полно. Почему бы и не потратить часть на то, чтобы поискать ответы на всякие необязательные вопросы вроде: кто такая Наташа Романофф?

 

* * *
— Это что?

Тони смотрит на экран, где крокодил в костюме и с аккордеоном едет на крыше поезда с существом, уши которого больше его самого, и длинноносой дамой в шляпе и поёт про веру в лучшее — если субтитры не врут, потому что языка песни он не знает.

— Чебурашка. Мы с Роуди устроили марафон советских мультфильмов.

— Чебу… Романофф, ты в курсе, что пытки давно запрещены конвенцией ООН?

— Да ладно тебе, Тони, славные мультики, — возражает Роуди. — Я, кажется, куда более русский, чем Наташа: мы посмотрели где-то штук десять, и мне из них понравились шесть, а Нат признала всего два.

— И я ещё раз напоминаю, что пытки заключённых — это незаконно. Зачем смотреть, если не нравится?

— Потому что пока не посмотришь, не узнаешь, нравится тебе или нет, — поясняет Наташа, закатывая глаза. — А Чебурашка — это вообще святое. Ты тоже должен посмотреть.

Тони снова смотрит на существо на экране.

— Ни за что. Мне кошмаров по ночам и без того хватает.

— Не смей оскорблять любимого персонажа советских ребят!

— Неудивительно, что русские такие странные. Как вырасти нормальным с такими мультфильмами.

— Ой-ой, ты на американские мультфильмы тех лет посмотри: герои только и делают, что лупят друг друга кувалдами.

— То есть марафон американской мультипликации у вас уже был? — хмыкает Тони.

— Да. Я хотела ещё марафон японской анимации, но у тех вообще чёрт ногу сломит.

— Посмотри Хаяо Миядзаки. Он вроде как легенда.

— Я запомню. А ты к нам присоединишься?

— Да, когда вы решите устроить марафон спагетти-вестернов.

— Не в этой жизни! Хотя просто вестерны я бы посмотрела. Роуди, что скажешь насчёт «Поезда на Юму»?

— Добавь в плейлист «Быстрый и мёртвый» — и я в деле. Тони?

— Ладно, но третьими в списке будут «Ковбои против пришельцев».

— Тебе пришельцев в реальной жизни не хватило? — скептически смотрит Наташа.

— Рекомендация моего психотерапевта. Какая-то методика работы с травмирующими событиями. Шучу. Просто любопытно посмотреть, от чего в своё время отказался Роберт Дауни-младший.

 

* * *
Следующий вечер Тони с Наташей, Роуди и Виженом проводят перед экраном. Они съедают гору попкорна и выпивают столько колы, что он, кажется, ближайший год не сможет смотреть на неё без содрогания.

 

* * *
Новости о Питере, которые приносит Хэппи, немного тревожат Тони. Пацан настолько захвачен перспективой стать Мстителем и проявить себя, что оставил школьный оркестр и даже клуб робототехники, лишь бы больше времени проводить в своих паучьих патрулях. Тони надеется, что, если его не поощрять, тот вскоре остынет и возьмётся за ум. В конце концов, супергеройская карьера только в глазах ребёнка может выглядеть привлекательно, мало какой взрослый согласится променять на неё свою обычную жизнь. Ему самому жизнь большого выбора просто не оставила.

Как только мысль его доходит до читаури и ещё множества неведомых опасностей за пределами экзосферы, Тони торопливо её отгоняет и возвращается к более насущным вопросам. Точно установить, причастны ли Бек и Уильямс к утечке информации, не удалось, хотя сам он почти не сомневается: оба имели склонность к созданию оружия, Бек так даже технологию нейровизуализации предлагал приспособить, и он не удивится, если выяснится, что к производству оружия из инопланетных останков те двое имеют прямое отношение. И хотя доказательств пока не нашлось, за обоими накопилось достаточно грешков, чтобы их можно было уволить, что Тони без колебаний и сделал.

Теперь он просматривает личные дела сотрудников, контактировавших с Беком и Уильямсом, пытаясь понять, есть ли среди них ещё неблагонадёжные. На мгновение его посещает идея попросить Наташу последить, но он тут же от неё отказывается. У него нет сомнений, что Наташа всё выяснит быстро и наверняка, но просить её о таком после того, как он бросил ей в лицо обвинения, пусть даже он и признал, что они были ошибочными, кажется неправильным. К тому же Наташа в последние дни заметно расслабилась: увлечённо листает каталоги интернет-магазинов, захваченная разгульным шопингом, азартно режется с Роуди в карты, больше не избивает боксёрские мешки до смерти и в целом выглядит удивительно беспечной и довольной жизнью. Вряд ли это продлится долго, и Тони точно не хочет сокращать этот срок.

А ещё Наташа продолжает приходить к нему в мастерскую по ночам. Наблюдает за его работой, бесцельно шатается по помещению, сидит рядом или устраивается в кресле. Такое вторжение в его личное пространство на удивление совсем не раздражает. Напротив, Тони ловит себя на том, что начинает ждать её прихода, и это должно бы стать поводом для беспокойства, но беспокойства нет — и не хочется его в себе искать.

Пока что всё хорошо. И он просто этому рад.

 

* * *
Перепробовав за неделю чуть ли не все возможные стили одежды, Наташа приходит к выводу, что человечество не изобрело ничего лучше джинсов с футболками. И, пожалуй, мягких хлопковых домашних костюмов.

Кино и сериалы за прошедший месяц осточертели. Тренировок она оставила необходимый минимум. Мозг отчаянно требует нагрузки, задач, каких-то вызовов. Отчасти спасают игры — шахматы, шашки, карты. Компанию ей составляет обычно Роуди. Играть с Виженом значит играть с совершенным компьютером, просчитывающим наперёд больше ходов, чем человек способен, а Тони всё-таки занятой (и свободный) человек, но когда находит время, соперник из него идеальный. Втроём с ним и Роуди лучше всего играть в покер, и немалую часть удовольствия составляют дружеские пикировки Тони и Роуди. Есть в этих подшучиваниях друг над другом что-то пронзительно нежное и уютное. И немного напоминает о Клинте.

Тем не менее игры тоже стали наскучивать, и теперь Наташа ищет спасение в различных хобби, но головоломки разочаровывают своей простотой; рукоделие попросту скучно, хотя и не так скучно, как фотография; на рисование и программирование ей не хватает терпения. Она уже в отчаянии думает, не попробовать ли написать книгу, как набредает на кулинарное шоу с Гордоном Рамзи, а следом — Джейми Оливером. Со стороны процесс выглядит несложным, но требует внимательности, тактического планирования и не приклеивает зад к стулу.

Наташа решает попробовать.

Наташа жалеет о своём решении на третьем яйце, пытаясь отделить желток от белка и в очередной раз его прокалывая. Идея с яйцами Бенедикт на завтрак выглядит безнадёжной, и в отчаянии она просто вываливает в сковороду всю яичную смесь, присыпает её солью и перцем, начинает перемешивать деревянной лопаткой — и только в этот момент понимает, что забыла смазать сковороду маслом: всё безбожно прилипает ко дну. Расстроившись, Наташа вываливает свой недоомлет в мусорное ведро, мажет тост арахисовым маслом, наливает кофе и уходит к себе. Выражение лица у неё, по всей видимости, просто зверское, потому что Тони, завидев её в коридоре, молча уходит с дороги, и это неожиданно веселит.

Через два дня и много часов просмотра кулинарных передач Наташа решается приготовить на ужин свинину с овощами в кисло-сладком соусе. На этот раз никаких яиц! Спустя полтора часа мучений, когда в сотейнике шкворчит малоаппетитная на вид масса (и как этим шеф-поварам удаётся делать блюда ещё и красивыми?), в кухню входят Тони с Роуди.

— Романофф. Ты готовишь или замышляешь убийство?

— Кто знает, — бормочет Наташа почти без сарказма, разглядывая кусочек мяса со стручком фасоли на вилке.

Тони берёт её руку, направляет вилку к себе и, обжигаясь, съедает пробу.

— А неплохо, — одобряет он. — Кажется, Роуди, нас с тобой сегодня ждёт эксклюзивный ужин. Надеюсь, не последний в жизни.

— Ещё слово, Старк, и он станет последним для тебя.

Наташа снова цепляет на вилку несколько кусочков и, подув, отправляет в рот. Действительно неплохо. Осталось разгадать секрет, как это сделать ещё и приятным на вид.

 

* * *
— Ты заболела?

Она сидит перед телевизором и любуется своим новым маникюром. Никогда бы не подумала, что на ногтях можно рисовать. Или клеить стразы.

— С чего ты взял? — отвечает вопросом на вопрос Наташа, не давая себе труда даже обернуться.

— У тебя аж волосы позеленели. Разве у здоровых людей бывает такой цвет волос?

— Ты ханжа, и они не зелёные, а цвета морской волны. Понимай разницу! Между прочим, очень непросто было найти хорошего мастера, который согласился бы приехать в такую даль.

— Хорошие, судя по всему, и отказались. — Наташа бросает на него убийственный взгляд, и Тони демонстративно делает шаг назад, вскинув руки: — Ладно-ладно. Но не слишком ли вызывающий цвет? Я думал, шпионы должны выглядеть так, чтобы не бросаться в глаза.

— Шпионы должны, — соглашается она. — Но сейчас я не агент, даже не Мститель, и ты сам мне сказал хоть иногда быть собой. Я носила этот цвет в один из самых счастливых периодов моей жизни, и мне захотелось… ну, не вернуться, тогда всё тоже было не совсем по-настоящему. Но, возможно, вернуть то ощущение свободы, пусть даже иллюзорное.

Тони ничего не отвечает на это, только подходит ближе, смотрит задумчиво и, нерешительно протянув руку, пропускает между пальцами прядь, до середины окрашенную в яркий сине-зелёный.

— А тебе, пожалуй, даже к лицу, — наконец выдаёт он.

Наташа в ответ улыбается.

 

* * *
Когда однажды за покером Наташа помянула бильярд, ей и в голову не приходило, что Тони воспримет её слова как заказ. Теперь же она смотрит на бильярдный стол в дальнем углу комнаты отдыха и глазам не верит.

— Тони, ты что, серьёзно купил стол для пула?

— Как видишь.

— А если я между делом скажу, что с детства мечтаю посетить Диснейленд, ты на заднем дворе парк аттракционов устроишь?

— Можно было бы, но пока его смонтируют, у тебя уже выйдет срок заключения и ты сможешь поехать в настоящий.

Наташа смотрит на него, не в силах понять, шутит он или говорит всерьёз. С Тони наверняка никогда не скажешь.

Зелёное сукно и гладкие блестящие шары в треугольнике так и манят, приглашают взяться за кий. Наташа решает не отказывать себе в удовольствии. Второй кий она бросает Тони.

— В «восьмёрку»?

— Как скажешь.

Кивнув, Наташа ставит на линию дома два шара, убрав остальные со стола. Разбитие достаётся ей: пущенный вперёд шар по возвращении встаёт вплотную у борта. На этом её везение заканчивается, шары от удара разлетаются в стороны, но ни один не изволит упасть в лузу, так что ход переходит к Тони. Тот аккуратно бьёт вполне очевидный сплошной, однако второй удар оказывается слишком слабым — чтобы не задеть полосатый по пути, — и в итоге прицельный шар не докатывается даже до борта. Тони досадливо цокает и уступает ей место, становясь с противоположной стороны стола.

Наташа наклоняется, чтобы прицелиться: шары стоят слишком плотно, и чёрный в опасной близости от битка. На ней в этот день белая блузка с глубоким треугольным декольте, и даже не поднимая глаз, она чувствует, куда устремляется взгляд Тони.

Обычно она ненавидит это в мужчинах — то, как они на неё смотрят, как раздевают глазами, как оценивают, будто кобылу в базарный день или торт на витрине. Однако ненавидеть Тони у неё и в худшие времена не получалось. Да и взгляд его отличается от привычных сальных взглядов похотливых мужланов. Скорее, это взгляд искреннего мужского восхищения, и впервые за долгое время она испытывает не равнодушное раздражение, а волнение. Почувствовать себя желанной неожиданно приятно.

Почти неосознанно Наташа чуть сильнее прогибается в пояснице, а сделав удар — безупречный, к слову, — выпрямляется медленно и с наслаждением наблюдает, как темнеют глаза Тони.

Что-то в их отношениях постепенно меняется в последние дни, и она всей душой надеется, что перемены эти к лучшему.

— Ход всё ещё твой, — хрипловатым голосом напоминает Тони, и Наташа, вынырнув из своих мыслей, оценивает расположение шаров на столе, намечая следующую цель. — Пробьёшь десятку?

Хмыкнув, она принимает вызов. Правда, придётся бить от борта и нужно не задеть стоящую рядом тройку…

Удар выходит красивый, но недостаточно сильный (поосторожничала), и десятка чуть-чуть не докатывается до лузы.

— Обидно, — замечает наблюдающий игру Роуди. Сам он пока не игрок: ещё не может нормально наклоняться, но судя по прогрессу с экзоскелетом, это ненадолго. И в бильярде, Наташа уверена, соперник из него лучше, чем в шахматах.

— И крайне неудобно, — ворчит Тони, глядя на невыгодное для него положение битка.

Его прицельный шар ударяется о край лузы и отскакивает. Наташа ухмыляется и добивает десятку.

А это приятно: быть в чём-то лучше Тони. Хоть за шахматы отыграется.

 

* * *
— Куда теперь, босс? — спрашивает Хэппи, и Тони отвечает, не задумываясь.

— Домой.

И только после этого понимает, что назвал домом Базу. Что действительно стал думать о ней как о доме — как о месте, где ему хорошо и куда хочется возвращаться после утомительного дня. Месте, где его ждут безупречная вежливость Вижена, добродушные насмешки Роуди и тёплая, немного ехидная улыбка Наташи. Её порой подгоревшая, но старательно приготовленная домашняя еда, очередной фильм в проигрывателе и совместные игры. А затем, возможно, полночное шуршание чипсами в мастерской с Наташей, которая теперь приходит независимо от того, мучает её бессонница или нет.

Думая об этом, Тони бесцельно листает в старкфоне каталог какого-то интернет-магазина, пока взгляд не цепляется за промелькнувшую вещь. Листнув обратно, Тони мгновение размышляет, а затем закидывает товар в корзину.

 

* * *
Хоть Роуди упорно открещивается, вечеринку в честь его дня рождения они всё равно устраивают. Ничего особенного, всего лишь немного вкусной еды, музыки и выпивки. Тони с Роуди весь вечер травят друг про друга байки о временах учёбы в МТИ, а Наташа смеётся до колик и в душе немного завидует их беззаботной юности.

Её взгляд то и дело возвращается к Тони. Она смотрит на мужчину, которым он стал, и всё силится разглядеть под слоем прожитых лет того дерзкого и вместе с тем застенчивого мальчишку, какой ей представляется со слов Роуди. Получается с трудом. Зато морщинки между бровей и скорбная складка возле губ легко выдают пережитые Тони трудности, и ей почти неодолимо хочется дотронуться до них кончиками пальцев, обвести контур лица, отвести упавшую на лоб прядь.

Она не так уж много выпила, но голова будто в тумане, и чувствует она себя чрезвычайно пьяной. Выглядит, видимо, не лучше. Когда Тони, посмеиваясь, доводит её до дверей спальни, Наташе вдруг кажется отличной идеей его поцеловать. Тони отвечает на поцелуй, и она явственно ощущает ответную волну желания, но спустя мгновение он отстраняется и качает головой:

— Ложись спать, Наташа. Ты пьяна, а вот у меня никаких оправданий назавтра не будет.

— Ты пил вместе со мной.

— Поверь, ты обставила меня по меньшей мере на три бокала. Ложись, и утром скажешь мне спасибо.

— Что если утром в моих желаниях ничего не изменится?

— Тогда мы поговорим об этом утром.

С чувством острого разочарования Наташа на прощание легко касается губами уголка его губ и скрывается в комнате.

По крайней мере это не было категоричное «нет». Более того, слова Тони прозвучали скорее обнадёживающе. Цепляясь за эту мысль, Наташа, не раздеваясь, ложится в кровать и моментально засыпает.

 

* * *
С самого утра Тони ждёт, сам не зная чего: то ли всё-таки приглашения в постель, то ли неловких заверений, что прошлым вечером Наташа просто заигралась спьяну. Он не поднимает эту тему сам, когда сталкивается с ней на кухне в полдень, и она тоже ведёт себя как ни в чём не бывало. Значит, всё хорошо.

Вот только откуда тогда это отравляющее сожаление.

К вечеру доставляют сделанный день назад заказ. Подумав, Тони оставляет его на постели Наташи, пока та тренируется в зале, и уходит в мастерскую, где работа поглощает его с головой, и всякие смутные, беспокойные мысли на время отступают.

Ужин он предсказуемо пропускает, и понимает, что на дворе ночь, только когда на пороге объявляется Наташа в домашнем костюме с принтом этого русского монстра на футболке.

— И как это понимать? — спрашивает Наташа, указывая рукой себе на живот. — Тебе ведь Чебурашка не понравился.

— Кто я такой, чтобы судить чужие вкусы.

— И почему вдруг?

Сдаётся ему, она спрашивает не о вкусовых суждениях.

— Нипочему. Случайно попалось на глаза, и я подумал о тебе. Не нравится — не носи, — пожимает он плечами, и в этот момент понимает, насколько заработался: всё тело затекло и ноет от каждого движения.

— Кажется, кому-то пора сделать перерыв, — решает Наташа и машет рукой в ближайшую камеру: — Пятница, включи нам что-нибудь бодренькое.

Игравшая в последние полчаса Металлика смолкает, и ей на смену приходит лёгкое латино. Наташа показывает камере поднятый большой палец и, пританцовывая, вытаскивает Тони на свободное пространство. Он не сопротивляется. Осторожно размяв закаменевшие мышцы, он подхватывает ритм и отзеркаливает движения Наташи, а приспособившись, ловит её руку, поднимает вверх и вынуждает её несколько раз обернуться вокруг своей оси, после чего подхватывает за талию и начинает вести. Наташа широко улыбается, встряхивает рыже-зелёной гривой, отбрасывая волосы назад, и легко следует за его движениями.

Пару песен они изображают что-то среднее между сальсой и ча-ча-ча, а когда мелодия становится медленнее и лиричнее, Тони сам не понимает, как расстояние между ними почти пропадает, и тёплое Наташино дыхание мягко щекочет возле уха. Они танцуют, ни слова не говоря друг другу, но так слаженно, будто всю жизнь репетировали.

Вот только они не репетировали. Они поразительным образом совпали, и Тони совсем не романтик, но даже он не может перестать думать о том, что это значит.

Что это может значить для них обоих.

 

* * *
Те несколько дней, что Тони проводит в Индии по делам, Наташа откровенно скучает. Да ещё Роуди, похоже, продуло спину, и тот почти не выходит из комнаты. Компанию ей составляет в основном Вижен, но каким бы приятным и обходительным компаньоном он ни был, Наташе привычнее пикировки и шутливые обмены колкостями.

Наташа скучает по Тони и вынуждена признаться себе в этом. Она не уверена, насколько всё между ними изменилось, но отрицать сами перемены бессмысленно. Они никогда прежде не воспринимали друг друга в романтическом или сексуальном смысле. Теперь же у неё из головы не идёт их полупьяный поцелуй и танец, который один оказался интимнее всего, что ей когда-либо доводилось переживать.

Тело горит жаждой прикосновений, а ладони жжёт необходимостью дотронуться самой.

Тони возвращается явно не в духе. Они с Роуди провожают его взглядом, и когда тот скрывается из виду, Роуди спрашивает:

— Пойдёшь выяснять, в чём дело?

— Что? — переспрашивает она, и только тогда замечает, что неосознанно передвинулась на самый край кресла, будто собралась встать. — А. Нет. Позже, пусть остынет сперва. Сейчас от него ни слова не добьёшься.

Роуди улыбается странной улыбкой, но тему не развивает, и Наташа не настаивает. Она не уверена, что готова услышать то, что он мог бы сейчас сказать.

 

* * *
Удивительно, но в мастерской тем вечером Наташа Тони не застаёт. Поколебавшись, она направляется в его спальню и аккуратно стучится. Дверь открывается, и перед ней предстаёт Тони в одних пижамных штанах. Стараясь не опускать взгляда ниже шеи, Наташа неловко переминается с ноги на ногу.

— Пришла узнать, всё ли в порядке. Ты днём пронёсся, будто за тобой демоны по пятам гнались, и к ужину не вышел. Что-то случилось?

— Паркер, — поморщившись, вздыхает Тони, и отходит от проёма, недвусмысленно пропуская её внутрь. — Он вчера наткнулся на торговцев оружием, чуть не утонул. Пришлось отчитать его, чтобы больше не лез. Едва ли он послушает, но я передал федералам данные, надеюсь, они скоро разберутся с этой проблемой.

— Ты поэтому весь вечер взаперти просидел? И даже не в мастерской.

— Часовые пояса, Нат. Я прилёг поспать.

— О. Ясно. Ты просто ни слова не сказал, когда вернулся. Но я, очевидно, увидела в этом больше, чем стоило.

— Что, неужто переживала за меня?

— Разве что чуть-чуть, — Наташа показывает пальцами это «чуть-чуть». — А вот ты, кажется, всерьёз переживаешь за мальчика. Только не говори, что он какой-нибудь твой внебрачный сын.

— Нет! — возмущённо отрицает Тони. — Насколько мне известно, у меня никаких детей нет. Я, может, и был плейбоем, но никогда не был дураком. Просто… ты же сама его видела: это сто пятьдесят фунтов щенячьего восторга и неуёмной энергии с золотым сердцем. Мне лишь хочется…

— Уберечь его? — заканчивает за него Наташа.

— Да. Пожалуй.

— И у кого здесь сердце золотое, — улыбается она и, не удержавшись, гладит Тони по щеке.

Атмосфера меняется мгновенно, будто кто-то бросил спичку в облитую горючим комнату. Дыхание сбивается — и Наташа рада слышать, что не у неё одной.

— Что ты делаешь?

— Мне кажется, это очевидно. В этот раз я не пьяна. Ты, насколько я могу судить, тоже. Но если не хочешь, скажи, и я уйду.

Тёплые руки ложатся ей на талию.

— Уверена?

— А ты?

Губы у Тони немного обветрены, а вот бородка мягкая, как шёлк. Наташа ныряет в поцелуй, как в омут, и ей чудится, будто много лет державшие её оковы наконец размыкаются и отпускают.

На ночь она не остаётся.

 

* * *
Наташа ещё зевает и потирает глаза, когда входит утром на кухню, но весь сон слетает с неё в тот же миг, как она видит Тони у плиты.

— Доброе утро. Что это ты делаешь?

— Омлет, — отвечает Тони, сосредоточенно елозя деревянной лопаткой по сковороде. — Ты как раз вовремя. Доброе утро.

— Что это на тебя вдруг нашло?

— А что? У тебя эксклюзивное право пользоваться кухней, что ли?

— Нет. Но ни за что бы не подумала, что ты готовишь.

— Ну, уж омлет приготовить я в состоянии. Не всё тебе нас горелым кормить.

Наташа фыркает и ставит на стол тарелки.

— Не горелым, а поджаристым. Роуди это так называет.

— Роуди просто галантен, а я говорю как есть, — ухмыляется Тони, раскладывая омлет.

Наташа ковыряет желтоватую массу вилкой:

— А это точно съедобно?

— Силой не заставляю, — пожимает плечами Тони, садится за стол и берёт вилку.

Проникнувшись его уверенностью, Наташа пробует кусочек.

Что ж, по крайней мере, Тони смазать сковороду маслом не забыл.

 

* * *
Вечер того же дня они завершают сексом на столе в мастерской Тони. Не самый приятный опыт в её жизни, но она не жалеет.

Следующей ночью Тони в мастерской она не застаёт: он обнаруживается в спальне и ждёт её. Потом на следующую ночь. И на следующую.

Они с Тони ничего не демонстрируют на публике, но их влечёт друг к другу неудержимо: мимолётные прикосновения, долгие взгляды — такое несложно заметить. Роуди ничего не говорит, хотя замечает наверняка. И когда Наташа ловит его взгляд на сбившемся вырезе своей футболки, где краснеет свежий засос, то не выдерживает:

— Так ничего и не скажешь?

— А надо? Если ты ждёшь от меня осуждения, то ты его не дождёшься. Вы оба взрослые люди, а я не полиция нравов. Я за вас скорее рад.

— Только не придумывай лишнего. Между мной и Тони ничего нет. Ничего серьёзного, я имею в виду.

— Как скажешь, — послушно соглашается Роуди и меняет тему: — Думаю, я уже в состоянии наклоняться. Сыграешь со старым инвалидом партию в бильярд?

— С радостью, — отзывается Наташа. — Но поблажек от меня не жди: я халтурить не приучена.

— Никакого снисхождения, — притворно вздыхает Роуди.

К исходу третьей партии о снисхождении Наташа готова просить сама.

 

* * *
Она никогда не остаётся на ночь. До тех пор, пока однажды не засыпает случайно до самого утра. Странно, но никакой неловкости по пробуждении не возникает. Они лениво валяются, споря, что приготовить на завтрак, так и не определившись, занимаются неторопливым утренним сексом и из спальни выходят вместе.

— Мне уйти? — спрашивает Наташа на другую ночь и слышит в ответ:

— Оставайся, если хочешь.

Подумав, она остаётся, оправдываясь усталостью. А в следующий раз не утруждает себя даже оправданиями.

Засыпать и просыпаться в постели не одной Наташа привыкает удивительно быстро.

Они не обсуждают то, что происходит между ними, не дают своим нынешним отношениям определений, и Наташа благодарна Тони за это. Ведь определить значит обозначить рамки, а она не хочет никаких рамок, никаких правил и ограничений, потому что и так ограничена невидимым забором с четырёх сторон. И сейчас её всё устраивает как есть.

 

* * *
— Романофф, жарь свой бекон и не мешай. Я в состоянии приготовить скрамбл без твоей помощи.

— Ты забыл посолить яйца, Тони. Я почти уверена, что забыл.

— Ничего я не забыл, — ворчит тот, но пробует кусочек яичницы и морщится: — Нет, кажется, всё-таки забыл.

Они вдвоём толкутся у плиты и не замечают, как появляется Пеппер.

— Тони? Ты — и готовишь? С тобой точно всё хорошо?

— Почему со мной должно быть что-то нехорошо?

— Ни разу за все годы не видела, чтобы ты готовил. Сэндвичи не в счёт. Я даже не знала, что ты умеешь.

— Не нужно быть Гордоном Рамзи, чтобы пожарить яйца, — фыркает Тони. — Это вот Наташа у нас кулинар. Эй, и я готовил тебе омлет, помнишь?

— Если честно, нет. Когда это было?

— В самолёте, после нападения Ванко.

— О. Тогда, я думаю, твой омлет впечатлил меня не так сильно, как разрубленный силовыми хлыстами автомобиль.

Наташа переворачивает кулинарным пинцетом ломтики шкворчащего бекона и незаметно щиплет себя за ногу, стараясь унять не к месту нахлынувшее раздражение.

— Позавтракаешь с нами? — спрашивает Тони у Пеппер.

— Спасибо, я уже позавтракала. Но от чашки кофе не откажусь. Чёрный…

— …с одной ложкой сахара, — подхватывает Тони, отставляя сковороду с недожаренным скрамблом на холодную конфорку, чтобы налить Пеппер кофе. — Уж это я помню.

— О да, вряд ли ты способен забыть что-то, связанное с кофе.

Наташа не ревнует — с чего бы ей. Но, пожалуй, немного завидует лёгкости, непринуждённости их общения, не отягощённого грузом прошлых обид и недоверия. У неё с Тони даже сейчас в их беззлобных подшучиваниях нет-нет да и проскакивает тень былого.

— Ну, с Нат мне точно не тягаться. Представляешь, она даже помнит, какую начинку в конфетах ты любишь.

— Вот как?

— Ореховую. Предпочтительно миндаль, — «рапортует» Наташа, перекладывая бекон на застеленную бумажным полотенцем тарелку.

— Поразительно, ты и правда помнишь, — улыбается ей Пеппер. — Как проходит твоё заключение?

— Терпимо. Единственно, не пойму, зачем люди берут длительные отпуска. Скука ж смертная.

Тони качает головой, раскладывая скрамбл по тарелкам. Наташа тем временем выуживает кончиками нарощенных ногтей выпрыгнувшие из тостера ломтики поджаренного хлеба и указывает Тони рукой на ящик со столовыми приборами. Тот, убрав сковороду, достаёт вилки и нож, пока Наташа вытаскивает из холодильника арахисовое масло и виноградное желе. Пеппер наблюдает за ними с плохо скрываемым интересом и лёгкой улыбкой.

За завтраком Тони с Пеппер обсуждают дела. Улучив момент, когда Тони отвлекается на глоток кофе, Пеппер отламывает кусочек тоста с его тарелки и отправляет в рот.

— Эй, ты же завтракала!

Пеппер пожимает плечами.

— Это всего лишь кусочек тоста, Тони.

— Поджарь себе свой.

— Твоя ревность к еде смехотворна.

— Не то слово, — поддакивает Наташа, умыкнув у Тони кусочек бекона.

— Смехотворны вы обе, обирающие честного бизнесмена.

— Немного благотворительности честным бизнесменам никогда не вредило, — улыбается Наташа, демонстративно хрустя беконом.

— Как-то ты не похожа на голодающего африканского ребёнка.

— Я же шпионка, забыл? Я маскируюсь.

Пеппер прыскает со смеху. Тони закатывает глаза, отправляет в рот последний кусочек тоста, запивает остатками кофе и поднимается.

— Буду готов минут через пятнадцать, подождёшь? — спрашивает он у Пеппер, дожидается кивка и уходит одеваться.

Пеппер провожает его несколько удивлённым взглядом, который переводит на Наташу.

— Я была уверена, что он поцелует тебя на прощание.

— Что? — торопеет Наташа, чувствуя, как загораются кончики ушей. — С чего бы ему меня целовать?

— А разве вы не?..

— У нас ничего серьёзного, не бери в голову.

— «Ничего серьёзного» с Тони — это когда он наутро исчезает из спальни, оставив в лучшем случае записку, и больше там никогда не появляется. Поверь, я знаю, о чём говорю, я таких его девиц перевидала больше, чем смогу упомнить. А вы выглядите так, будто уже женаты.

— Это вы с Тони выглядите как давно женатая пара.

— Временами — возможно. Но мы пять лет были в отношениях. А вы под одной крышей прожили сколько? Два месяца?

— Почти.

— Не пойми меня неправильно, я не собираюсь лезть не в своё дело, а ваши отношения точно не моё дело. Но я тебе в каком-то смысле завидую.

— Завидуешь? Или ревнуешь? Если ревнуешь, то уверяю…

— Завидую, — перебивает её Пеппер. — У меня ушли годы, чтобы привыкнуть ко всем закидонам Тони как босса. И я так до конца и не сумела принять его как партнёра. А с тобой он прямо-таки ручной.

Наташа давится тостом и торопливо запивает кофе.

— Ручной? Это со мной-то?!

— Шёлковый, — кивает Пеппер. — Я помню, когда ты только появилась в компании под именем мисс Рашман, вы с Тони моментально нашли общий язык. Даже в ситуациях, в которых я выходила из себя и скатывалась до упрёков, ты держалась с ним на равных.

— Может, и так. Но в отношениях — если бы они у нас были — важно доверие. И это то, чего у нас с Тони не будет никогда. Ты — единственная женщина, которой он доверяет.

— Он просто не пробовал построить отношений с кем-то ещё. До Афганистана прыгал по койкам, а после мы сошлись, и я думала: вот оно, счастье, наконец-то Тони меня полюбил! Но позже я заметила, что в наших отношениях чего-то не хватало. Он любит меня, я знаю, но он никогда не был в меня влюблён. Он видит во мне близкого человека, которому может всецело доверять, я для него член семьи, но не — только не смейся — не женщина его мечты. Он решил быть со мной, потому что это было удобно, а не потому, что он выбрал меня из всех. Я никогда не была для него той, к кому бы он приходил поделиться душевной болью, о нет, из него все проблемы всегда клещами приходилось вытаскивать, трясти, пока не сознается. В конце концов, я решила, что не хочу становиться его инструментом для исполнения жизненного плана, придуманного Говардом Старком, или откуда там Тони понабрался идей о правильной жизни.

— И ты не жалеешь?

— Ни о чём. Но пришла пора двигаться дальше, и мне, и ему. Я буду только рада, если он сумеет построить отношения с кем-то, кто ему по-настоящему подходит.

— Ты же не намекаешь, что это я.

— Вы удивительно сочетаетесь. Но как я уже сказала, ваши отношения не моё дело.

— Уверена? Стоит тебе сказать слово, и Тони вернётся к тебе.

— И это будет ошибкой с его стороны, а мой дружеский долг велит по возможности не давать ему совершать глупые ошибки.

— И эта женщина ещё говорит, что не лезет в чужие дела, — фыркает Наташа.

Пеппер озорно улыбается и подмигивает. Наташа наливает себе ещё кофе и провожает их с Тони до автостоянки, где машет рукой Хэппи.

 

* * *
— Эй, Тони, — окликает Наташа, — это не твой ли пацан пируэты на Вашингтонском монументе выделывает?

Парнишка в сине-красном костюме карабкается по отвесной стене, и хотя камера снимает издалека, ошибиться сложно. Тони всматривается в экран и чертыхается.

— Что он там делает вообще?

— Вероятно, хочет спасти людей, застрявших в лифте. Там что-то случилось, и подъёмник вот-вот рухнет.

Тони уже копается в вызванных из старкфона проекциях, смотрит на точку геолокации и чертыхается снова.

— Вот ведь мелкий паршивец!

Сложно не уловить в голосе Тони нотки восхищения, хотя он, безусловно, рассержен поведением подопечного.

— В чём дело?

— Он взломал костюм и снял с него жучок! По датчикам костюм должен лежать в гостинице.

В этот момент в новостях сообщают о благополучном спасении школьников из лифта при героическом участии Человека-паука, и Тони, облегчённо вздохнув, уносится прочь, на ходу доставая старкфон.

— Хэппи!..

Наташа решает, что совсем не завидует старине Хэппи в этот момент, и переключает канал.

Несколько часов спустя Тони устало падает в соседнее кресло. Смотрит пустым взглядом в потолок, потом пару минут — на экран, наконец поворачивает голову в её сторону и протягивает руку ладонью вверх.

— Дай-ка сюда свою ногу.

Наташа в недоумении моргает, но всё же вытягивает ногу в сторону Тони.

— Да не эту. Ту, что с «браслетом».

Заинтригованная, она подбирает «голую» ногу обратно под себя, а вторую устраивает пяткой на колене Тони. Тот возится, отслеживающий датчик пикает, и защёлка распадается.

— Тони, ты что делаешь? Меня же в Рафт упекут…

Договорить Наташа не успевает, потому что в следующую секунду что-то щекотно скользит по коже чуть выше щиколотки — и её нога оказывается обхвачена тонким, едва ощутимым, но плотно прилегающим к телу браслетом.

— Мне показалось, с этим чудовищем, — Тони брезгливо отбрасывает в сторону отслеживающее устройство, — не очень удобно.

— Почему сейчас? — спрашивает Наташа, припоминая, как пару раз нечаянно ушибла громоздким датчиком Тони в постели.

— Вообще-то я его сделал почти сразу, но ты же знаешь этих бюрократов: пока согласовали… Вот, сегодня разрешили тебя… переобуть.

— Спасибо, — говорит Наташа, подтягивает ногу обратно к себе и разглядывает новое устройство. Оно похоже на гладкую полоску гибкого металла — ни швов, ни кнопок, ни защёлки. — Как оно вообще наделось?

— Это программируемый нанобраслет. Он спадёт сам, когда завершится срок. Либо когда его отключат с программного пульта.

— И у кого пульт? У военных? Федералов? АНБ?

— Доступ у Федерального бюро тюрем, но сама управляющая программа на серверах Старк Индастриз.

— Не боишься рассказывать мне всё это?

— Разве ты здесь не по собственному выбору? Хочешь уйти?

— Нет, — качает головой Наташа, чуть помедлив, — ты прав: я здесь по собственному выбору. Хотя сидеть без дела настоящая пытка. Как там твой пацан?

— Цел, здоров, возвращается домой. Не знаю, каким образом, но в Монументе взорвалась инопланетная бомба.

— Тех торговцев так и не взяли?

— Нет, но меня заверили, что работа ведётся, планируют на днях какую-то операцию.

— Могу я чем-то помочь?

— Отсюда ничем. Да и ФБР не дети, справятся как-нибудь.

— Уверен? Речь всё-таки об опасных технологиях. Ты мог бы попросить о помощи Стива…

— Не начинай, — обрывает её Тони предупреждающим тоном.

— Я понимаю твои чувства, но ведь речь о безопасности людей.

— Как в Лагосе? — щурится Тони, и его вопрос больнее пощёчины.

— Все ошибаются, тебе ли не знать. И имеют право на второй шанс.

— Я не даю вторых шансов.

Горло сдавливает, и несколько мгновений Наташа просто не в состоянии выдавить из себя ни слова.

— Не боишься, что с такими запросами останешься один?

— Ещё встречаются в мире люди, для которых ложь не смысл жизни. Хотя откуда тебе знать.

— Действительно. У меня-то двуличие прямо в генах заложено. А вот твоя драгоценная Пеппер, разумеется, никогда тебя не предавала, не подводила и не бросала.

Наташа жалеет о своих словах в ту же секунду, как они срываются с языка. Закаменевшее лицо Тони заставляет ощутить тяжесть в собственной груди. Как вообще их разговор свернул настолько не туда?

В конце концов, у них же даже не отношения. И Пеппер здесь ни при чём.

— Прости. Я не хотела, чтобы это прозвучало… так. Пеппер замечательная, я знаю, понимаю, почему ты её так любишь. Я имела в виду не то. Но ты так вцепился в идею построить личное счастье с ней… что даже не рассматриваешь другие варианты. Пеппер замечательная, но ведь на свете есть и другие женщины. Или мужчины, раз уж на то пошло.

Тони фыркает, и у Наташи гора сваливается с плеч.

— Ты забываешь одну маленькую деталь, Наташа. Чтобы мне рассмотреть другие варианты, необходимо, чтобы были другие варианты, которые рассмотрят меня. А я для других кто угодно: гений, миллиардер, плейбой, филантроп, Железный человек, бизнесмен, торговец смертью, герой, изобретатель — но не я. Только Пеппер видит во мне просто мужчину.

— Не только, — Наташа, испуганная собственной поспешностью, сглатывает и торопливо добавляет: — Уверена, что не только Пеппер способна на это. Но ты ведь сам никого близко не подпускаешь. Как людям узнать тебя, если ты вечно в броне и в маске — и я сейчас не про костюм Железного человека говорю.

— Один раз подпустил, — Тони смотрит ей прямо в глаза, и сердце ухает в пятки.

Ей бы сказать, что это лишь доказывает её правоту, что она видит в нём его самого — и не только видит, но Тони уходит, а она не находит в себе смелости его окликнуть. Признаться.

Потому что лицемерка и сама давно забыла, каково это — подпустить другого человека близко. Так близко, что он мог бы разбить её одним словом, если бы попытался. Разбить — или окрылить.

 

* * *
С наступлением ночи Наташа всё равно приходит к спальне Тони.

Тони её впускает.

Их поцелуи отдают горечью, но даже такие она ни на что бы не променяла.

 

* * *
Тони просыпается, когда рассвет едва брезжит, и долго лежит, глядя на спящую Наташу рядом.

До неё, такой уязвимой сейчас, страшно хочется дотронуться, но он сдерживается, не желая тревожить её покой. Не желая — хотя бы пока — сталкиваться с реальностью, в которой у них нет будущего.

Тони вспоминает Наташин упрёк, что он никого не подпускает близко, и злая ирония растекается ядом в крови: какие бы глухие стены вокруг себя он ни выстраивал, Наташа как никто всегда умудрялась просочиться внутрь.

Если бы он только мог ей поверить. Если бы она только могла оставаться на его стороне.

Прикрыв глаза, Тони незаметно засыпает снова. А когда просыпается, постель рядом уже пуста.

 

* * *
Всё вроде бы по-прежнему, и в то же время нет. Они с Наташей вместе спят, вместе завтракают, проводят время с Роуди и Виженом, но прежняя лёгкость пропала без следа. Ещё недавно он будто парил в невесомости, а теперь голыми ступнями ходит по битому стеклу. В поцелуях поселилось отчаяние. Каждый секс — будто последний в жизни. Но прекратить всё выше его сил.

Должно быть, с ним действительно что-то не так, если даже расстаться с Пеппер было легче, чем отказаться от безнадёжной интрижки с женщиной, которая в любой момент уйдёт не оглядываясь.

 

* * *
Сообщение Пятницы застаёт его врасплох: Паучок ухитрился не только испортить федералам всю операцию по поимке торговцев оружием, но и развалить паром. Тони успевает в последнюю минуту, на скорую руку латает судно и отчитывает пацана за безрассудство, пока сердце колотится кувалдой в рёбра.

Если так ощущается отцовство, пожалуй, он ещё трижды подумает, надо ли ему это.

Глядя на несчастное лицо Питера, Тони почти сдаётся — но только почти. Дело даже не в том, чтобы преподать ему урок: чрезмерный энтузиазм уже едва не стоил пацану жизни, и если возможности костюма настолько кружат голову, что он теряет всяческую осторожность, то без костюма он будет в большей безопасности.

На Базу Тони возвращается в самом дурном расположении духа, и оно не становится лучше, когда в общей комнате он обнаруживает одну Наташу.

— А где Роуди?

— Полковник Роудс отбыл к месту несения службы, — докладывает Наташа и добавляет обычным тоном: — Надо какие-то рабочие формальности уладить, так что пару дней его не будет. А вот где Вижен, я не знаю.

— Официально Вижен проводит инспекцию в европейском филиале Старк Индастриз.

— А неофициально?

— С нашим Ромео связалась его Джульетта, так что на пару недель мы его потеряли.

— Что, и никакой шекспировской трагедии?

— Я не поклонник жанра, да и постановщик из меня так себе.

— К слову о трагедиях. Я видела новости. Как мальчик?

Наташа подходит к нему и участливо заглядывает в лицо, сжимает рукой плечо — и Тони будто раздваивается. Ему до смерти хочется окунуться в тепло её объятий, рассказать, как он перепугался за этого безрассудного ребёнка, услышать слова утешения, увидеть понимание в её глазах. И в тоже время в нём вскипает желание вырваться, оттолкнуть её, рявкнуть, что это её не касается.

Тони делает вдох-выдох и, не встречаясь с Наташей глазами, сдержанно отстраняется.

— Жив, цел. Я забрал у него костюм. Не дорос ещё до таких игрушек, раз не умеет в них играть.

— Расстроился?

— Паркер-то? Ещё как.

— Ты. Ты на него такие надежды возлагал.

— Расстроился ли я? Пожалуй. Разочаровался ли? Ни капли. Максимализм в его возрасте норма, а сердце и голова у парня на месте. Вот подрастёт — и заткнёт нас всех за пояс.

Тони ловит себя на том, с какой лёгкостью говорит о вещах, которыми почти ни с кем не делился, даже с близкими. Как ему хочется поговорить с ней об этом. И это как удар под дых.

Почему из всех женщин — именно эта? Самая опасная, самая лживая, самая ненадёжная. И всё же именно с ней ему проще всего. Именно с ней он чувствует, что… не должен соответствовать. Быть человеком, которого хотели бы видеть в нём отец, или мать, или Инсен, или Пеппер. Именно с ней он как ни с кем ощущает себя… просто собой.

— Что произойдёт не завтра, а меня уже всерьёз начинает беспокоить это оружие. Ты проверял Бека и Уильямса?

— Прямых доказательств не нашлось, но я уволил обоих, грешков за ними скопилось достаточно.

— Кто-нибудь ещё?

— Проверка ничего не дала.

— Так дай я проведу проверку. Если крыса есть, я её найду.

— Если ты начнёшь шнырять по моим лабораториям, это вызовет слухи и недовольство. Я уже всех проверил, пусть работают спокойно.

— Иными словами, ты мне не доверяешь.

— Дело не в доверии, я просто не вижу необходимости.

— В том, чтобы самому поймать торговцев оружием, ты тоже необходимости не видел, и смотри, к чему это привело. Не хочешь моей помощи — ладно, но хотя бы позвони Стиву.

— Я не стану звонить Роджерсу, даже если небосвод начнёт обваливаться, — цедит Тони сквозь зубы. — Если так соскучилась, вали к нему сама.

— Я бы, может, и с радостью, но у меня на ноге твой «подарочек», и я дала слово. Но поверь, я жду не дождусь дня, когда смогу наконец свалить из этого места.

— Перед тобой открыты все двери, а твои слова всё равно всегда делятся на два, — бросает Тони и уходит.

Через пятнадцать минут дежурный джет увозит его прочь, к пустому и холодному особняку.

 

* * *
Про себя Наташа думает, что у неё, должно быть, настоящий талант: сломать то, чего даже не было.

Она смотрит в окно на привычную суету Базы, ставшей штаб-квартирой корпорации и напоминающей настоящий человеческий муравейник, но чувствует себя выброшенной в необитаемый космос.

Вижен наслаждается европейскими каникулами с Вандой (они время от времени шлют фото). Роуди теперь, когда встал на ноги, будет лишь наездами.

О том, без кого это место опустело для неё по-настоящему, Наташа старается не думать — и думает непрестанно. О дурацкой футболке с Чебурашкой; о нанобраслете, с которым порой вовсе забывалось, что она под арестом; о бильярдном столе, часах совместных игр, съеденных вместе чипсах и яичницах; о его нежных губах и разделённой на двоих страсти. О том, каким расслабленным казался Тони рядом с ней.

Не выдержав, Наташа звонит Клинту — просто спросить, как дела, и долго слушает о переделке детской, ремонте на кухне, успехах младших Бартонов в учёбе и спорте, почти ничего не рассказывая о себе.

Заглядывающий Роуди ничего не говорит про Тони и делает вид, будто верит её фальшивым беззаботным улыбкам под потемневшими глазами. Только уходя неизменно похлопывает её по плечу в безмолвном ободрении.

Боксёрский мешок опять приходится заказывать новый.

На третий день Наташа решается и просит Пятницу соединить её с боссом, сама не зная, что скажет, и внутренне страшась момента, когда услышит его голос. Пятница сообщает, что мистер Старк велел его не беспокоить, и она удивляется сама себе: неужели она ждала чего-то другого.

Странно думать, что ещё через пару дней на Базу доставят последние вещи из Башни. В их числе, кажется, даже Дубина. Мастерская с Дубиной и без Тони — невообразимо. Конечно, она не считает, будто Тони, избегая её, перестанет появляться или даже жить на Базе, но как было уже не будет.

Вряд ли они ещё когда-нибудь проснутся утром в одной постели. А она только начала к этому привыкать.

 

* * *
— Что случилось? — спрашивает Пеппер, едва переступив порог.

Вполне ожидаемо, учитывая, что ей пришлось лететь на другое побережье, чтобы обсудить дела, пока он тут изображает отшельника.

— Ничего. Всё хорошо. Роуди успешно освоился с экзоскелетом, скоро марафоны бегать начнёт — не догоним. У Хэппи большая радость: не нужно больше нянькаться с мелким Паучком. Даже Романофф на удивление, — как ни старается, Тони всё же не может сдержать горечи, — всё ещё на привязи в будке, и у Росса нет новых поводов капать мне на мозги. Так что жизнь прекрасна.

Увы, его пламенная речь не оказывает на Пеппер никакого воздействия: она сверлит его взглядом, и от этого неуютно. Слишком хорошо она его знает.

— Нет, правда, всё в порядке.

— Это Наташа, да? В ней всё дело? Вы поссорились?

— Что? Причём здесь Романофф?

— Ох, Тони. А я так радовалась, что между вами что-то налаживается. Ты выглядел гораздо счастливее.

— Я… Мы не… — ой, да кому он врёт. — Ладно, да. Мы… да. Но нет. Бессмысленно это всё. Каждый раз, когда я начинаю ей верить, каждый раз, когда мне кажется, будто между нами что-то налаживается, я получаю нож в спину. Так что, пожалуй, всё-таки нет. — Тони ловит руку Пеппер и прижимается к ней губами: — Может, попробуем ещё раз? Ты и я, Пеп. Нам же было хорошо вместе.

Пеппер улыбается, отнимает руку и гладит его по щеке.

— Нет, — ответ мягкий, но непреклонный. — Мы с тобой не сделаем друг друга счастливыми, и лучшее, что мы можем, это остаться друзьями. А насчёт Наташи… Ты точно не драматизируешь? Не принимаешь на свой счёт то, что не имеет к тебе отношения? Я, конечно, не очень хорошо её знаю, чтобы судить, но когда мы виделись в последний раз, мне показалось, она прощупывала почву насчёт того, остались ли у меня чувства к тебе. Не думаю, что её бы это волновало, не будь ты для неё всерьёз.

Тони качает головой: не может поверить. Но, с другой стороны, кому, как не Пеппер, он может доверять?

— И почему всё так сложно?

— Потому что просто — не твой стиль, — хмыкает Пеппер.

И Тони даже возразить на это нечего.

 

* * *
По её прикидкам самолёт уже должен был прибыть. Наташа ждёт его, сама не зная зачем. Не дождавшись, набирает Хэппи.

— Приве…

— Прости, Наташа, не могу говорить, у нас ЧП, — скороговоркой произносит задыхающийся Хэппи в трубку.

— Что случилось? — тут же настораживается она.

— Похоже, на самолёт напали. Он разбился. Тони меня убьёт…

— О нападавших что-нибудь известно?

— Нет. Прости, Наташа, мне прав…

— Пока, — бросает она и кладёт трубку. — Пятница, есть ли у меня доступ к личным делам сотрудников Старк Индастриз?

— Права доступа неполные, но имеются. Желаете ознакомиться с чем-то конкретным?

— Сможешь сделать мне выборку всех сотрудников, контактировавших с уволенными инженерами Беком и Уильямсом? Будем искать крысу.

 

* * *
К утру её список подозреваемых сокращается до трёх имён: Фредерик Гутерман, Виктория Стоун и Дженис Джонс. Последняя работает в отделе информационной безопасности, и Наташа решает начать с неё.

Дженис сознаётся почти сразу. Впрочем, и знает не слишком много, только то, что уволенный Квентин Бек через неё узнавал расписания грузовых перевозок, что он планирует превзойти Железного человека (и всех Мстителей заодно) и что у него есть убежище для работы и воплощения своих планов.

Передав Дженис в руки охраны комплекса, Наташа вновь пытается связаться с Тони, но ответ Пятницы неизменен: мистер Старк велел не беспокоить. Тогда Наташа мчится в кабинет и хватает со стола телефон-раскладушку, но в последний момент палец замирает над кнопкой вызова — и так и не опускается. Что её останавливает, она сама бы не объяснила. Наверное, ей хочется, чтобы Тони не видел в ней если не предательницу, то хотя бы перебежчицу.

— Да к чёрту всё! — в сердцах восклицает Наташа и возвращается в свою комнату — переодеться.

В конце концов, она Мститель, и её миссия — бороться со злодеями и преступниками. Вот только браслет на её ноге…

— Пятница, — на пробу спрашивает Наташа, — откуда на Базе можно деактивировать отслеживающий браслет на моей ноге?

— Только с персонального компьютера мистера Старка.

Значит, из мастерской. Проникнуть в которую будет очень непросто, думает она, но стоит ей оказаться у входа, как двери гостеприимно разъезжаются. Наташа решает, что Тони забыл закрыть ей допуск, но когда компьютер включается, даже не заикнувшись о пароле, а программу Контроля Отслеживания Заключённых под Арест (КОЗА, Тони, серьёзно?) удаётся найти и открыть без малейших усилий, что-то в ней обрывается.

Как это понимать? Тони действительно поверил в то, что она не уйдёт? Или был настолько убеждён, что она уйдёт в любом случае? Ей почему-то страшно узнать ответ.

— Пятница, что будет, если я отключу свой отслеживающий браслет?

— Он отключится, мисс Романофф.

Язва. Вся в папочку.

— Я имею в виду, каковы твои инструкции на этот случай? Заблокировать помещение? Вызвать охрану? ФБР?

— Никаких инструкций нет, мэм. Однако есть рекомендация: воспользоваться функцией отложенной деактивации отслеживающего устройства. Устройство будет подавать сигнал о местонахождении в течение пятнадцати минут после снятия.

«Перед тобой открыты все двери».

Так вот что это значило.

Тони не раз говорил, что не держит её. Она же так и не набралась смелости спросить, а хотел ли он, чтобы она осталась. Теперь она это вряд ли узнает.

Наташа медлит ещё пару мгновений, раздумывая, не оставить ли Тони записку или сообщение, но что бы она ему ни сказала, он всё равно не поверит, так стоит ли время терять. Наконец она запускает отложенную деактивацию, оставляет упавший с ноги браслет на столе и уходит со словами: «Если кто спросит, я на минуточку».

 

* * *
Вполуха слушая сбивчивые оправдания Хэппи насчёт рухнувшего самолёта, Тони думает только о том, «выжил» ли в крушении Дубина, и о том, что надо бы допросить пойманного главаря горе-оружейников, чтобы узнать, кто в компании сливал данные.

Добиться встречи с Тумсом не составило большого труда.

— Мистер Старк, какая честь! Польщён, что вы снизошли до визита к скромному арестанту. Я ваш фанат.

— Не паясничай, — отрезает Тони. — Я тебе не автограф дать пришёл. У меня всего один вопрос: кто сливал вам информацию о перевозках?

— Боюсь, мой ответ тебя разочарует, Старк. Я понятия не имею, кто он.

— Как-то же вы контактировали.

— Наводки приходили сообщениями. Я виделся с ним всего раз, но ни имени его не знаю, ни лица не видел.

— Как-то опознать его можешь? Как он выглядел?

— Выглядел он как мужик в пафосном плаще с аквариумом на голове и — как он это назвал — с огненным элементалем в качестве питомца.

— С огненным… что? Тумс, у меня нет времени на твои шарады.

— Я серьёзно, Старк, говорю, что видел. Мы с ним не большие друзья, мне нет смысла его покрывать. Он назвался Мистерио, сказал, что готов давать мне информацию, где можно будет достать… комплектующие для моих товаров, взамен я продавал ему небольшие партии оружия со скидкой. Честная сделка, ты деловой человек, должен меня понять.

— Честная сделка, говоришь? А тебе когда-нибудь приходило в голову, что этот Мистерио или любой другой ублюдок с пушкой, которую ты ему продал, может однажды, совершенно случайно, оказаться на одной улице с твоей дочуркой — как там её имя, Лиз? — и пальнуть. И тогда вдруг окажется, что то, чем ты занимался, уничтожит всё то, ради чего ты этим занимался. Как тебе такая честная сделка?

— Прежде чем читать мне мораль, Старк, вспомни, откуда взялось твоё состояние. Ты сам делал оружие.

— И оно же едва меня не убило. По крайней мере, мне хватило ума от него отказаться, потому что оружие кроме разрушений и боли ничего принести не способно. Ты зарабатывал на оружии, чтобы обеспечить свою дочь, но ты хоть раз задумался, какой мир при этом ты для неё создаёшь? Куда вы доставляли проданные Мистерио партии?

— На заброшенные склады, каждый раз разные, координаты высылались отдельно. Старк, как думаешь, он реально какой-нибудь пришелец?

— Это я и собираюсь выяснить.

Из участка, где содержат Тумса, Тони выходит раздосадованный: полезной информации он не получил никакой, связаны ли с этим делом Бек и Уильямс, не узнал, а из зацепок — только адреса заброшенных складов и денежные переводы с наверняка подставных счетов.

— Босс, — зовёт его Пятница, — мисс Романофф покинула Базу. Должна ли я доложить об этом генералу Россу?

Он даже не удивляется. В первый момент даже не может осознать это как новость.

— Должна, но небольшая рассинхронизация в логах, скажем, в пару часов, генералу Россу будет не очень важна.

И всё же ему интересно: почему именно сейчас? Она казалась серьёзно настроенной отсидеть весь срок до конца.

— Принято. Босс, есть ещё одна новость, которая вас заинтересует. Мисс Романофф перед отбытием установила, что мисс Дженис Джонс, специалист службы информационной безопасности, причастна к недавней утечке информации. В настоящее время мисс Джонс доставлена в участок для допроса.

В эту минуту мир для Тони переворачивается, и кто-то будто включает свет.

— Скинь мне всё, что удалось раскопать мисс Романофф, — командует он и, помедлив, рискует спросить: — Она не оставила какого-нибудь сообщения для меня?

— Адресно для вас — нет, босс.

— А не адресно?

— Последними словами мисс Романофф перед уходом были, цитирую: «Если кто спросит, я на минуточку».

Облегчение, которое он испытывает («Она не ушла! Всё-таки не ушла!»), омрачается стремительно растущей тревогой за идиотку, которая в одиночку, без поддержки, отправилась разбираться то ли с преступной группировкой, то ли с какими-то неведомыми пришельцами.

И у него самого выбор невелик. Вижен слишком далеко, Паучка он не потащит не пойми куда, а подставлять Роуди, который свято блюдёт присягу и на суде в случае чего врать не станет, ему совесть не позволяет. А помощь нужна — и срочно.

— Пятница, запусти клон раскладушки и вызови Роджерса.

 

* * *
Убежище Бека и его компании, если верить Дженис Джонс, находится на старом заброшенном заводе по переработке отходов в Уиллетс-Поинт на севере Куинса. Тони в броне приземляется в условленном месте, и через минуту из-за угла появляется Стив.

— Кэп.

— Привет, Тони, — улыбается тот несмело и протягивает руку. — Рад, что ты позвонил.

— Не обольщайся, Роджерс, у нас не мир. Только временное перемирие. Мне нужен был кто-то, кому можно доверить вытащить Нат. Иначе я бы не позвонил. Я не знаю, что нас ждёт, кто там внутри и сколько их. Может, это просто горстка сбрендивших учёных, а может — инопланетные захватчики. Тумс упоминал некоего Мистерио с огненным чудищем, но не знаю, можно ли ему верить. Единственное, что известно наверняка: у этих ребят мощное оружие на основе инопланетных технологий. Так что постарайся не угодить под заряд. И вот, держи.

Тони протягивает Стиву капитанский щит, и тот с благодарным кивком его принимает.

— Хорошо, Тони, я понял. Ты уверен, что Наташа там?

— Ну, раз она не с тобой, то уверен. У этой идиотки хватило бы ума сунуться в логово злодеев в одиночку, самонадеянная…

— Так сильно за неё переживаешь? — внезапно улыбается Стив, глядя на него с нескрываемым интересом.

— Что? Нет. Просто она сбежала из-под ареста, и теперь Росс меня сожрёт.

Стив с демонстративным смирением кивает и поудобнее перехватывает щит.

— В таком случае нам лучше не мешкать.

Подавив раздражение, Тони опускает лицевой щиток и взлетает.

— Вперёд.

На территории завода пустынно, но стоит им приблизиться к главному входу, как словно из ниоткуда появляется какой-то мужик — действительно в плаще и с аквариумом вместо головы, — а следом прямо из земли вырастает огромный монстр, похожий на истекающую лавой каменную скалу.

— Какого…

— Не выражаться, — тут же привычно отзывается в ухе Кэп.

Ответить Тони не успевает: монстр издаёт рёв и колотит себя в условную грудь условными руками, как Кинг Конг, а шароголовый взлетает и зависает в воздухе прямо над ним.

— Так-так-так, кто к нам пожаловал! Неужели это сам знаменитый Железный человек и его заклятый друг Капитан Америка?

— А ты ещё что за чудик? — спрашивает Тони.

— Моё имя Мистерио. Впрочем, оно вам не понадобится, потому что вы… — в этот момент вибраниумный щит едва не врезается Мистерио в грудь, но в последний момент тот его перехватывает. — Оу, Капитан, как невежливо. Перебивать собеседника на полуслове — и чему вас только на вашей Земле учат.

Щит отправляется обратно. Стив от него уклоняется, а потом достаёт из асфальта.

— Кэп, я здесь разберусь, иди внутрь.

— Уверен?

— Да. Иди! — с этими словами Тони бросается вперёд на Мистерио, паля из репульсоров, но тот легко уклоняется, а навстречу уже движутся каменно-огненные кулаки монстра.

— Думаешь, что справишься один? — хохочет Мистерио. — А впрочем, чего ещё ожидать от Тони Старка — короля самонадеянности!

— Этот титул, считай, ты уже отвоевал, если считаешь себя таким непобедимым. — Тони ныряет вниз, уворачиваясь от очередной атаки, затем резко взмывает вверх и выпускает в монстра пару ракетниц, от которых тот отгораживается рукой. — Что тебе здесь нужно, Мистерио? И зачем тебе оружие, раз у тебя есть ручной Огнехалк?

— Боюсь, Старк, что ты умрёшь, так и не узнав ответы на свои вопросы.

Отлетев подальше от здания, Тони пробует выманить монстра на более открытую площадку. Тот делает несколько шагов за ним следом и останавливается, будто не может отойти далеко от своего хозяина. Только оглушительно ревёт и швыряется всем, что попадается под руку. Тони вновь выпускает ракетницы, на этот раз специально целясь в ту же руку. Рука остаётся невредима, но тут он замечает, что теперь монстр ею в основном просто размахивает, как будто больше не может схватить ничего тяжелее мусорного бака.

Подлетев поближе, Тони пробует дать по этой руке залп из репульсоров, но попадает под удар и отлетает, врезаясь в забор. Следом в него летят каркас автомобиля и покорёженный металлический контейнер, порядком оплавленные в тех местах, где за них держался монстр. И тут Тони замечает, что огненный великан совсем не оставляет копоти, а места оплавления ровные, будто их держали не кривые пальцы монстра, а прямые щупы ботов.

Он взлетает повыше и просит:

— Пятница, детка, включи-ка тепловизор.

Как он и думал: ни монстр, ни Мистерио не выглядят как живые существа, их структура больше похожа на сетку или организованный рой, а сеть в повреждённой руке монстра заметно реже, чем в целой. Дроны и иллюзии.

— Кэп, будь осторожен и не верь всему, что видишь. Монстр — это всего лишь голограмма. Кэп? — никто не отзывается. — Кэп! Ну ладно, детские забавы кончились. Теперь папочка покажет, как надо играть в такие игрушки.

Тони разгоняется и влетает прямо внутрь голографического великана, а небольшой электромагнитный импульс заставляет рой дронов рассыпаться как карточный домик. Оставшаяся горстка, уже не скрытая никакими иллюзиями, атакует его со всех сторон. Тони отстреливает их репульсорами, но одному удаётся пробиться, и его удар приходится прямо по визору. Изображение внутри шлема идёт помехами и гаснет. Чертыхаясь, Тони снимает лицевую пластину и остальных добивает на глаз.

Разобравшись с дронами, Тони направляется внутрь завода, где пропал Стив. Прикидывая в голове план здания, он идёт к центральному цеху. Его глазам предстаёт занятная картина: прямо перед ним Зимний солдат в полном боевом облачении, сверлит его мрачным взглядом из-под свесившихся на лицо волос, у его ног лежит бездыханное тело Уильямса, а Стив переводит полный ужаса взгляд со своего дружка-убийцы на него.

— Тони, это не то, что ты думаешь!

— Заткнись, Роджерс, ты понятия не имеешь, что я думаю. Где твой передатчик, почему ты не отвечал?

— Прости, я не знаю. Я пришёл сюда, нашёл Бека, а потом меня что-то вырубило. Когда я очнулся…

— Ясно.

Тони смотрит в пустые, лишённые всяческих эмоций глаза Зимнего солдата, вскидывает руку и, игнорируя возглас Стива «Тони, не надо!», выпускает ракетницу. Заряд пролетает аккурат над головой Солдата и попадает в противоположную стену. Силовой щит взрывается, брызгая искрами, воздух на мгновение идёт рябью, и через мгновение труп на полу пропадает, а на месте Солдата высится очередная горстка дронов.

— Ну, чего встал, Кэп. Действуй! — командует Тони — и первым начинает атаку.

Вдвоём они управляются за несколько минут.

— Как ты понял? — спрашивает Стив, отпинывая в сторону безжизненную «тушку» последнего дрона.

— Я доподлинно знаю, как работает М.О.Р.Г. С той минуты, как я осознал, что монстр ненастоящий, логично было не верить всему, что вижу. Идём, нужно найти самого Бека и его шайку.

— Квентин Бек и его приятели отдыхают в подсобке, — доносится сбоку голос Наташи.

Тони резко разворачивается к ней и, не сумев сдержать облегчения, выдыхает:

— Нат!.. Ты в порядке?

— В полном. Ты позвонил Стиву? Привет, Стив.

— Привет, Нат, — отзывается тот.

Тони поспешно поясняет:

— Не принимай на свой счёт, Романофф. Просто я, в отличие от тебя, не суюсь неизвестно куда в одиночку.

Наташ скептически выгибает бровь, а Стив вполголоса бормочет:

— Мне ты другое говорил.

— Заткнись, Роджерс, тебя не спрашивали. А ты, — Тони указывает на Наташу пальцем, — меня обманула. Снова.

— Тони, я… — начинает та, но он не даёт ей договорить.

— Твоя «минуточка» растянулась на полдня. Пятница вот-вот доложит Россу о твоей пропаже. И что я ему скажу? Что это ты так за хлебушком вышла?

— За чипсами, — отвечает Наташа, глядя на него со смесью облегчения и неверия. — Так ты мне веришь?

— Ну. Смысл тебе был сдаваться властям, два с лишним месяца сидеть под домашним арестом, чтобы потом сбежать. Но идти сюда одной было верхом глупости. Почему ты не позвонила Роджерсу?

— Потому что ты не хотел его помощи. И, может, потому что верила, что не останусь одна.

Тони впервые видит, чтобы Наташа улыбалась так: тепло и как будто беззащитно.

Стив наблюдает за ними с любопытством, а когда Тони устремляет на него вопросительный взгляд, улыбается:

— Надо же. А ведь я не поверил, когда Ванда сказала, что между вами что-то происходит. Рад за вас.

— Не понимаю, о чём ты, — морщится Тони, отводя взгляд, и с опозданием понимает, что они с Наташей сказали это почти в унисон.

Стив издаёт тихий смешок и качает головой.

— Кстати, Тони, — произносит вдруг Наташа серьёзным тоном, — проблемы с Россом сейчас будут не только у меня. Бек успел слить в сеть видео вас со Стивом, и у генерала наверняка появятся вопросы.

Она протягивает ему старкфон, снимая с паузы двухминутное видео, как они со Стивом вместе приближаются к заводу, а потом Стив скрывается внутри, пока Железный человек отвлекает на себя монстра. Тони досматривает видео и пожимает плечами.

— Я тут много чего увидел: инопланетянина с шаром вместо головы, огненного монстра, Зимнего солдата, труп Уильямса, Стива Роджерса, который делает, как ему скажут. Если спросите моё мнение, последнее — самое неправдоподобное из всего. Квентин Бек украл технологию ментально-органической ретрограммы и, чтобы отомстить мне за несправедливое увольнение и опорочить моё честное имя, похитил близкого мне человека, заманил меня в эту дыру и разыграл целый спектакль с инопланетянами и суперсолдатами. Ты видишь Роджерса? И я вижу Роджерса. Но его тут нет, это просто голограмма.

— Думаешь, Росс проглотит?

— Ему придётся.

— Что ж, тогда я пойду? — уточняет Стив. — Раз меня всё равно тут нет.

— Да-да, проваливай, чтоб духу твоего здесь не было. — Стив протягивает ему щит, но Тони лишь отмахивается: — Оставь, мне он ни к чему. И кстати, Роджерс, просто любопытно: а где твой Барнс? Ты и Уилсон с Максимофф временами засвечиваетесь на камерах, а дружок твой будто призрак.

— Баки в Ваканде. Лёг в крио, пока мы не найдём способ снять его коды.

— В Ваканде? И Т’Чалла его не убил?

— Т’Чалла нам помогает после того, как сдал Земо властям.

— То есть твоего Барнса в смерти отца он больше не винит, но на Романофф всё равно обижается? Она ведь только из-за него под арестом вообще. Если бы он снял обвинения…

— Я с ним поговорю, — обещает Стив и уходит.

— Точно не хочешь отправиться с ним? — спрашивает Тони у Наташи. — Не придётся сидеть взаперти, скучать и есть мою недосоленную яичницу.

— Точно. Я именно там, где выбрала быть.

 

* * *
Судебное заседание по повторному рассмотрению дела длится не больше получаса. Из-под ареста её выпускают прямо в зале суда. Она выходит на улицу и вдыхает полной грудью тёплый и пыльный воздух Нью-Йорка: настоящее наслаждение после недели, проведённой в Рафте.

— Ну что, свободная женщина, — похлопывает её по плечу Тони, — куда ты теперь?

— В смысле, куда? — недоумённо переспрашивает она.

— Помнится, ты говорила, что мечтаешь оказаться подальше от опостылевшей тебе Базы.

Наташа припоминает, чего в тот раз наговорила сгоряча, и в горле встаёт ком: вдруг она тогда всё испортила?

— Это не… Я не… Я сказала не подумав. Я хочу обратно на Базу. Домой. С тобой.

— Что ж, жаль. Значит, бронь домика на Мальдивах не понадобится.

— Ты забронировал домик на Мальдивах? — оживляется она.

— Нет, но собирался. Если бы ты согласилась поехать со мной.

— А у меня есть такая опция?

— У тебя есть много разных опций. Мы можем… — но Наташа не даёт ему договорить.

— Все.

— Что?

— Я хочу их все. Опции. С тобой.

— Уверена? С моим багажом…

— Я бывшая русская разведчица, бывшая американская шпионка и Мститель с только что снятой судимостью. Уверен, что хочешь помериться со мной багажом?

Тони смеётся.

— Нет. И как джентльмен просто обязан хотя бы часть этого багажа взять на себя.

— Ты можешь взять меня, а багаж понесу я.

— Это что, какая-то непонятная мне отсылка?

Наташа улыбается в ответ и не отвечает. Когда-нибудь она всё же заставит Тони посмотреть с ней «Чебурашку».

 

* * *
Наташа лениво потягивается в постели и щурится от яркого южного солнца, пробивающегося сквозь тонкие занавески бунгало. Тони сопит рядом, уткнувшись лицом в подушку. Она проводит рукой по его волосам и морщится, когда дети на пляже неподалёку пронзительно взвизгивают и лает собака. Соседи шумят каждое утро, и вчера Тони, разбуженный ими спозаранку, ворчал, что на медовый месяц предпочёл бы место потише. И Наташа с замиранием сердца думает: просто ли Тони оговорился, или это — одна из тех «опций» с ним, на которые она так безоглядно подписалась.

Сколько бы их ни было — хороших и не очень, она согласна на все.